Афоризмы из "Одиссеи"
(1:346-350)
«Милая мать, как же ты запретишь петь певцу? Ведь поёт он
Нам в удовольствие то, что в его пробуждается сердце.
В том не певец виноват, а лишь Зевс, посылающий свыше
Людям духовным и мысль и по воле своей вдохновенье.
Значит, сердиться нельзя, что поёт он об участи горькой…»
(1:351-352)
«Люди охотнее ту хвалят песню, которую слушать
Снова и снова хотят, восхищаясь, как будто бы новой».
(1:356-359)
«Лучше иди и займись, как тебе подобает, хозяйством,
Прялкой и ткацким станком; наблюдай за работой служанок,
Чтоб не ленились они. Ну а речи – не женское дело.
Речи – для мужа! Теперь – для меня: ныне – я глава дома».
(1:391)
«Если бы царскую власть дал мне Зевс, я охотно бы принял».
(1:391-393)
«Может быть, думаешь ты: доля царская – худшая доля?
Нет же! Не плохо совсем быть царём: и богатство скорее
Копится в доме царя; и он сам почетаем в народе».
(1:397)
«Только вот в доме своём я один господин! Мне и править!»
(2:230-234)
«Благим и кротким с людьми, и приветливым, быть уж не должен
Царь скиптроносный теперь! Но, убив в себе правду и совесть,
Пусть притесняет народ каждый царь, беззаконно и смело!..
Раз уж забыть вы смогли Одиссея! Не он ли был нашим
Добрым и честным царём, был народу отцом благодушным?!..»
(3:47-48)
«Пусть возлиянье свершит. Он же молится, верно, бессмертным
Также, как смертные все. Ведь в богах все нуждаются люди».
(3:146-147)
«Глупый! Ещё он не знал, что её уж смягчить не удастся:
Вечные боги своих так легко не меняют решений».
(3:196)
«Счастье, когда умный сын у погибшего мужа остался!»
(3:236)
«Только от смерти, увы, даже боги не в силах избавить…»
(4:78)
«Милые дети! Нельзя смертным с Зевсом владыкой равняться!»
(4:169)
«Боги! Неуж-то в гостях у меня сын мне милого друга!»
(4:181-182)
«Счастью, что сбыться могло, знать, сам бог позавидовал даже,
Если несчастному он запретил ему в дом свой вернуться».
(4:197-198)
«Нам, земнородным, одна после смерти надёжная почесть:
Локон волос от друзей на могилу, их слёзы да память!»
(4:837)
«Зря говорить не хочу: пусторечие ветру подобно».
(5:118)
«Как вы жестоки порой, как завистливы, вечные боги!»
(5:160-161)
«О, злополучный, утри свои слёзы! И жизнь горьким плачем
Не сокращай! Я тебя отпустить благосклонно готова».
(5:204-208»
«В милую землю отцов, в дом родной свой отправиться хочешь
Ты поскорее! Ну, что ж… Пусть настигнет тебя эта радость!
Но, если б чувствовал ты своим сердцем, какие невзгоды
Роком тебе суждено испытать до того, как вернёшься
В дом свой, – остался б тогда здесь, со мной, в безмятежном жилище».
(5:211-213)
«Я красотою лица или стройностью стана нисколько
Не уступлю ей! Скажи, разве может ранвятся с богиней
Смертная по красоте: с неземной красотою – земная?»
(5:216-218)
«Знаю, что рядом с тобой Пенелопа разумная меркнет:
Перед лица красотой твоего, перед стройностью стана.
Старость и смерть – для неё; ты ж ни той, ни другой не подвластна!»
(6:182-185)
«Нет ничего на земле лучше дома, счастливого в браке,
Где бы и муж, и жена жили только в любви и согласьи,
Радость питая друзей, а у недругов зависть питая,
Счастье питая своё, обретая тем славу в народе».
(6:188-190)
«Зевс же по воле своей шлёт с Олимпа нам счастье и горе,
Сколько захочет кому, не смотря на то: знатен ли род наш.
То, что послал он тебе, должен вытерпеть ты со смиреньем».
(6:51-52)
«Смелому мужу скорей покоряется всякое дело;
Преуспевает смельчак, даже если он сам чужестранец».
(7:215-221)
«Но мои мысли теперь сытный ужин один лишь тревожит:
Хуже ведь нет ничего, чем голодный грызущий желудок.
Властвует он над людьми и всегда о себе велит помнить,
Сколько б сердца у людей ни терзали печали и скорби.
Так и со мной: сердцем я предан скорби, но тощий желудок
Требует пищи себе, заставляет забыть о несчастьях,
Что приключились со мной; о себе он заботится только».
(7:247)
«С нею никто из богов, и из смертных общаться не хочет».
(7:292-294)
«К ней подошёл я с мольбой. И она поступила так мудро,
Как невозможно и ждать, что при встрече так мудро поступит
Девушка столь юных лет. Молодежь ведь всегда безрассудна».
(7:307)
«Быстро впадаем мы в гнев, земнородное племя людское».
(8:105)
«Звонкую лиру певца вновь повесил на гвоздь скорый вестник».
(8:133-134)
«Вот что, друзья, спросим мы гостя милого, в играх каких он
Любит себя отличить?»
(8:137)
«Он и годами не стар. Только беды его потрепали».
(8:138-139)
«Нет, говорят, ничего и сильней, и губительней моря:
Самого сильного мощь человека легко оно рушит».
(8:147-148)
«Мужу дают на земле наибольшую славу свершенья
Те, что лишь ног быстротой или силою рук совершил он!»
(8:167-177)
«Боги не каждого всем наделяют: не всякий владеет
Мудрым умом, красотой, красноречием при разговоре.
С виду бывает, что муж не красив, и как будто ничтожен,
[170] Но красноречием он от богов одарён несказанно;
Слушают люди его, восторгаясь, когда говорит он
Мудро, почтительно. Он – украшение шумных собраний;
И как на бога глядят на него горожане при встрече.
Ну а другой красотой может даже с бессмертным сравниться,
[175] Но скудным словом своим никого он прельстить не умеет.
Так вот и ты: красотой среди всех выделяешься сразу,
Лучше и бог бы тебя не создал. А вот разум твой скуден».
(8:209-211)
«Тот неразумный глупец, человек ни на что не пригодный,
Кто на чужой стороне вдруг хозяину сделает вызов
На состязание: тем лишь себе самому навредит он».
(8:225)
«В этом искусстве они смело спорили даже с богами!»
(8:292)
«Милая, ляжем в постель, в мягком ложе любви предадимся!»
(8:295)
«Так он сказал, и она с ним в постель легла с радостью пылкой».
(8:329)
«Злое не впрок!»
(8:339-342)
«О, если б это могло, Аполлон дальнострельный, случиться, –
Сетью опутать тройной и крепчайшей себя я б дозволил!
Пусть хоть бы все на меня вы смотрели, богини и боги, –
Лишь бы в постели лежать с золотой Афродитой в обнимку!»
(8:351)
«Знаешь ты сам, что всегда неверна за неверных порука».
(8:408-409)
«…………………………………… если сказал я
Дерзкое слово, то пусть унесёт его ветер, развеяв!»
(8:479-481)
«Люди обязаны все честь певцам воздавать с уваженьем
И высоко их ценить! Ведь их Муза сама научила
Сладкому пению: ей мило племя певцов сладкозвучных!»
(8:488-489)
«Музой ли выучен ты, Зевса дочерью, иль Аполлоном,
Но ты всё верно поёшь, что с ахейцами было под Троей…»
(8:496-498)
«Если об этом споёшь ты всю правду, расскажешь, как было, –
То перед всеми людьми утверждать стану я повсеместно,
Что от богов дар в тебе вещей песни, диктуемой свыше!»
(8:579-580)
«Боги геройскую смерть в их судьбу для того и послали,
Чтоб для потомков они стали славными песнями после!»
(8:585-586)
«Друга ведь любим порой мы не меньше, чем брата родного,
Если он преданный друг, и советник разумный и добрый».
(9:3-4)
«Сладко мне слушать певца песни дивные, очень приятно,
В этом искусстве певец вдохновенный подобен бессмертным!»
(9:5-11)
[5] «Вот что скажу я ещё: ничего нет приятней, чем видеть,
Как государстве народ в доброй радости весь пребывает,
Как все пируют в домах, сладкозвучные слушая песни,
Как гости рядом сидят за столами по чину; столы же –
Хлебом и мясом полны, и вином; как из чаши по кубкам
[10] Льёт виночерпий вино и разносит, гостей угощая!
Думаю, что для души ничто нет прекрасней, чем это!»
(9:34-36)
«Сладостней нет ничего, чем отчизна и близкие люди,
Даже когда мы живём и богато, и доме роскошном,
Но на чужой стороне, далеко от родных и любимых».
(9:222)
«…были чаши полны простокваши».
(9:447)
«О, мой любимый баран! Почему ты выходишь последним?»
(10:201-202)
«Плакали громко они, проливая обильные слёзы.
Только напрасно: от слёз и от стонов их не было пользы».
(10:209)
«Плача пошли они в путь, плача мы ожидать их остались».
(10:296-297)
«Станет в испуге она предлагать разделить с нею ложе.
Ты и подумать не смей отказаться от ложа богини…»
(10:378-381)
«Что у тебя на душе, Одиссей? Отчего же так хмур ты?
Словно немой здесь сидишь, ни еды, ни питья не касаясь?
[380] Или, быть может, опять от меня ожидаешь коварства?
Страх свой уйми, ведь тебе поклялась я великою клятвой!»
(10:395-396)
«И превратились в мужчин они снова, но стали моложе,
Выше, лицом красивей, тоньше станом и силами крепче».
(10:415)
«Все побежали толпой мне навстречу, в слезах и в восторге…»
(10:419)
«Счастливы мы, что назад возвратился ты, Зевса питомец!»
(10:431)
«Стойте, безумцы! Куда?! Мало бед вам, что ищите новых?!»
(10:437)
«От безрассудства его все они понапрасну погибли!»
(10:460-462)
«Лучше сейчас вы едой насыщайтесь, питьём наслаждайтесь,
Снова покуда в груди прежний мужества дух не возникнет,
Тот, что в сердцах ваших был, когда вы отчий дом покидали…»
(10:467-468)
«С тех пор мы дни напролёт целый год у неё пировали:
Тешились сладким вином, сочным мясом себя насышали».
(10:470)
«Месяц за месяцем дни вереницей ушли безвозвратно».
(10:472)
«Время настало тебе и о родине вспомнить, безумец!»
(10:495)
«Он лишь разумен, а все остальные блуждают как тени».
(10:501-502)
«Кто ж, о, Цирцея, скажи, мне покажет дорогу к Аиду?
В царство его ведь никто не ходил на своём чёрном судне».
(11:19)
«Вечная мрачная ночь там несчастных людей окружает».
(11:57-58)
«О, Ельпенор, как успел ты прибыть в это мрачное царство
Пеший скорее, чем я на своём в корабле чернобоком?»
(11:93-94)
«О, злополучный, зачем ты сияние солнца покинул
И в это царство проник безотрадное, мёртвых обитель?..»
(11:96)
«Крови напистья мне дай, чтобы мог я сказать тебе правду».
(11:181-183)
«Ждёт Пенелопа тебя в твоём доме, храня тебе верность,
И в бесконечной тоске, ожидая, когда ты вернёшься,
В горьких слезах она дни и бессонные ночи проводит».
(11:216)
«Горе моё! О, мой сын! Из мужей ты несчастнейший самый!»
(11:316)
«…взять приступом небо!»
(11:427-428)
«Мерзостней нет ничего на земле, ничего ненавистней
Дерзкобесстыжей жены…»
(11:441-442)
«Слишком доверчивым быть опасайся с супругой своею.
Не раскрывай ей всего простодушно, что в мыслях имеешь.
Что-то ей можно сказать, ну а что-то держи лишь в секрете!»
(11:483-486)
«Ты же – счастливец, Пелид! Нет подобных тебе и не будет!
Все и живого тебя словно бога бессмертного чтили!
[485] Здесь же, над мёртвыми ты так же царствуешь, как над живыми.
Так не скорби же о том, Ахиллес, что теперь не живой ты!»
(11:620)
«Я – Зевса сын! Но и я в жизни вынес страданий безмерно!»
(12:341)
«Всякая смерть для людей безутешных и жалких ужасна!»
(12:383)
«В царство Аида тогда я сойду, чтоб светить для умерших!»
(12:393)
«Всё же поправить беду не могли мы: быки уж убиты».
(12:407)
«Краток был путь корабля».
(13:310)
«Молча страданья и боль ты снести, и людские обиды!»
(14:56-58)
«Странник! Когда бы пришёл, кто и хуже тебя, не посмел бы
Гостеприимством своим пренебречь я. Сам Зевс к нам приводит
Странников, нищих бродяг. Дар мой мал, но зато он с любовью».
(14:59-60)
«В нашем отечестве есть для рабов лишь одно – подчиняйся!
В страхе живём мы всегда, хоть у власти теперь молодые».
(14:80)
«Странник, отведай-ка то, что рабы себе могут позволить».
(14:124-125)
«Но лишь в надежде, что здесь их за это накормят, одарят,
Лгали невольно они, не желая сказать горькой правды».
(14:156-157)
«Словно Аида врата, ненавистны лжецы самому мне,
Что, прикрываясь нуждой, лгут, и ложь распускают повсюду!»
(14:168-169)
«Пей, и давай говорить о другом, а об этом не надо
Напоминать, так как мне сердце давит тяжёлой печалью…»
(14:224-228)
«Были милей мне всегда корабли многовёслые в море,
[225] Битвы, рои быстрых стрел, древки гладкие копий смертельных,
Гибель врагов, что вокруг многих в трепет великий приводит.
Да, это нравилось мне. Уж таким меня сделали боги.
Люди ведь разные все, и кому-то приятней трудится».
(15:68-74)
«О, Телемах, я тебя здесь удерживать дольше не буду,
Если так хочешь домой. Я и сам не одобрю любого
[70] Из гостелюбных мужей, у которых любовь больше меры,
И ненавидят они больше меры. Во всём нужна мера!
Плохо, когда гостя мы против воли торопим в дорогу;
Плохо и, если его против воли удерживать станем.
В доме твой гость – ласков будь, если хочет уйти – не препятствуй!»
(15:319-320)
«Благоволит мне Гермес, боговестник, что людям приносит
В их всевозможных делах им и радость, и громкую славу!»
(15:390-394)
[390] «Гость мой, уж раз ты спросил, всё тебе расскажу откровенно.
Слушай же молча меня, наслаждаясь вином дивно-сладким.
Ночи теперь так длинны, бесконечны: нам времени хватит
И для хорошего сна, и для доброй приятной беседы.
Рано ложиться в постель ни к чему: вреден сон больше меры».
(15:400-401)
«Даже в страданьях своих человек порой радость находит,
Их вспоминая, когда очень много страдал и скитался».
(15:407-411)
[405] «Мора и голода там не бывает, и прочих болезней,
Что так ужасны порой и жестоки для смертных несчастных.
Дряхлая старость когда к старикам там придёт неизбежно, –
[410] Серебролукие к ним Аполлон с Артемидой нисходят,
Чтобы безболезненно их умертвить тихой быстрой стрелою».
(15:421-422)
«Ложе любовное с ней разделил он. Любовь обольщает
Женщин любых, обольстит ум она и у самых достойных».
(15:445)
«Слово держите в уме! И скорее кончайте торговлю».
(15:488)
«Всё же, к несчастьям твоим Зевс и счастье положил на долю».
(16:161-163)
«Вовсе не всем из людей так открыто являются боги.
Видеть мог лишь Одиссей, да собаки, – не смея залаять,
С визгом они со двора, испугавшись, скорей убежали».
(16:208)
«Всё – по желанью её. Для неё невозможного нету».
(16:259-261)
«Вот что тебе я скажу, – и запомни ты то, что услышишь!
[260] Если сам Зевс, наш отец, и богиня Афина – нам в помощь,
Нужно ли новых искать нам помощников? Сам рассуди ты».
(16:278-280)
«Можешь попробовать их кротким словом унять, чтоб безумство
Те прекратили своё, пристыдить. Но послушают вряд ли.
[280] Близок их день роковой: день их смерти стоит на пороге!»
(16:281)
«Вот что ещё я скажу, и запомни ты всё, что скажу я!»
(16:294)
«Тянет мужчину к себе роковое железо оружий».
(17:57)
«…Тут же речь в ней бескрылою стала».
(17:176)
«Вовремя сядь за обед – и еда станет вдвое вкуснее!»
(17:188-189)
«Но чту хозяина я, и боюсь не исполнить приказы,
Что б не бранил он меня. Брань и крики господ неприятны».
(17:217-218)
«Гляньте-ка! Точно, ведёт тут подлец подлеца! Значит, верно
Нам поговорка гласит: бог подобное сводит с подобным!»
(17:283-289)
«Много метали в меня, и ударов достаточно снёс я,
Так что выносливым стал и несчастья терпеть научился
[285] В море и битвах. Теперь заодно пусть свершится и это.
Только желудок один победить уж никак мы не можем,
Жадное чрево своё, что несёт людям много несчастий!
Из-за него и суда крепкосбитые мы снаряжаем
Морем пустынным плутать и нести неприятелям горе».
(17:320-323)
[320] Раб нерадив. Если он не увидит господскую строгость,
То за работу он сам, по охоте своей, не возьмётся.
Ведь половину заслуг Зевс широкогремящий отнимет
У человека, когда его ввергнет он в горькое рабство».
(17:347)
«Стыд ведь помощник плохой для людей нищетою забитых».
(17:381-387)
«О, знатен ты, Антиной, но сказал, недостойное знати!
Разве в свой дом кто зовёт без нужды человека чужого?
Нет! Приглашают лишь тех, кто полезен для дела какого:
Разных гадателей там, и врачей, или плотников разных,
[385] Или хороших певцов, услаждающих пением душу…
Их приглашают в дома люди все на земле беспредельной.
Нищего кто ж позовёт без нужды в дом по собственной воле?»
(17:398-399)
«Гостя советуешь мне гневным словом вот выгнать из дома?
Только уж пусть лучше бог никогда твой совет не исполнит!»
(17:404)
«Сам-то чужое берёшь ты охотно, давать же не хочешь!»
(17:415-418)
«Дай, друг, и ты. Верю я: остальных ты ахейцев не хуже;
Лучшим мне кажешься ты, потому что царю ты подобен!
Значит, и дар должен быть, словно царский: щедрей, чем другие.
Я же за это тебя по земле беспредельной прославлю!»
(17:449-452)
«Вот приставучий наглец, попрошайка бессовестный нищий!
Клянчишь у всех тут подряд, а они и дают умилённо
Щедрой рукой не своё! А чего ж, – не своё и не жалко!
Что им чужое жалеть?! Дать чужое легко может каждый!»
(17:455-457)
«В доме своём ты не дашь, кто попросит, и соли щепотку,
Если уж здесь, на пиру на чужом, поедая чужое,
Хлеба куска тебе жаль, хоть его на столе и обильно!»
(17:483-487)
«Нехорошо, Антиной, что бродягу несчастного бьёшь ты!
Смерть тебя ждёт, если вдруг он какой-нибудь бог-небожитель!
[485] Боги ведь тоже, порой, под обличием странников разных
С неба спускаются к нам, города и дома посещают,
Чтоб убедиться самим: кто бесчинством живёт, а кто – правдой».
(17:556-559)
«Если увидит она, что ты правду сказал, без обмана, –
Плащ и хитон тебе даст: ты в одежде нуждаешься очень.
А пропитание даст наш народ: всех он милостью кормит,
Пищу желудку даёт. И тебе хлеба даст, кто захочет».
(18:130-142)
[130] «Лишь человек на земле наиболее жалкий из тварей
Всех, что живут и кричат, дышат, ползают, ходят, летают!
Лишь человека беда, что грядёт впереди, не заботит,
Если ещё на ногах он стоит, и дают боги счастье.
Но если горе ему посылают блаженные боги,
[135] Он хоть и терпит его по неволе, в душе – негодует.
Так уж устроены мы, человек часто мысли меняет.
Что в этот день вложит в ум нам отец и бессмертных, и смертных?
Некогда был средь мужей и я славен богатством и счастьем!
Много бесчинствовал я, полагаясь на власть и на силу,
[140] И на отца своего, и на братьев своих полагаясь…
Нет, ни один человек на земле жить бесчестьем не должен!
Молча должны мы дары от богов принимать, и смиренно!»
(18:168)
«Лишь на словах хороши все они, а в умах – злые мысли».
(18:172-174)
«Но прежде вымой лицо и натри свои щёки елеем!
Не хорошо выйти так: на лице со слезами печали.
Плохо всегда горевать: красоту это губит и сердце!»
(18:175-176)
«Вырос твой сын и созрел. Ты об этом в молитвах просила,
Видеть мечтая его возмужалым и зрелым мужчиной».
(18:180-181)
«Всю красоту у меня олимпийские боги отняли
И погубили в тот день, как он в море ушёл с кораблями».
(18:201-205)
«Ах, средь страданий моих сон меня охватил тихий, нежный!
О, если б нежную смерть мне такую дала Артемида
Прямо сейчас, чтоб уже не страдать больше мне непрерывно,
И жизнь свою не губить постоянной тоской о любимом,
[205] Что во всех доблестях был самым лучшим среди всех ахейцев!»
(18:215-225)
[215] «О, Телемах! Ты давно ль стал безумен, без твёрдости в мыслях?!
В детстве умнее ты был, о приличии больше ты думал.
Нынче уже ты большой, возмужал и достиг ты рассвета,
Всякий, увидев тебя, – даже и чужеземец, – узнает
Тут же в твоей красоте от великого мужа породу!
[220] Только куда делся ум? Где твои справедливость и честность?
Как же ты можешь теперь позволять, чтоб творились бесчинства,
Чтобы у всех на глазах гостя в доме твоём оскорбляли!?
Что теперь будет?! Ведь гость, дом доверчиво наш посетивший,
Был здесь обижен, терпел притеснения и оскорбленья!
[225] Этим лишь стыд и позор на себя навлечёшь ты в народе!»
(18:381-383)
«Ты ведь надменен весьма и рассудок имеешь жестокий.
Сам же считаешь себя, оттого ты великим и сильным,
Что ты вращаешься лишь средь людей и ничтожных, и слабых!»
(18:414-415)
«О, друзья! Нас не должно обижать справедливое слово,
И отвечать на него оскорблением нам неприлично!»
(18:418)
«Пусть же искристым вином виночерпий наполнит нам кубки».
(19:42)
«Мысли в уме придержи и молчи, даже спрашивать бойся!»
(19:107-108)
«Женщина! Смертный какой на земле беспредельно широкой
Смог бы тебя осуждать? До небес твоя слава доходит!»
(19:114)
«Праведно властвует он, и народ у него процветает!»
(19:120)
«Плохо всегда горевать, обо всём забывая на свете».
(19:136)
«Жажду любимого лишь Одиссея, о нём плачет сердце!»
(19:285)
«Выгоду он из всего извлекал лучше прочих всех смертных».
(19:360)
«Беды и тягостный труд очень быстро состарят любого!»
(19: 589-593)
«Ах, если б, странник, меня ты всегда в доме тешил беседой,
[590] В радости сон бы ко мне на ресницы тогда не спускался.
Только ведь людям совсем оставаться без сна невозможно.
Так уж назначено нам, ведь у каждого есть эта учесть,
Что от бессмертных богов дана смертным земли хлебородной».
(21:152-156)
«Нет, друзья, я не могу! Пусть другие попробуют силу!
Многих из нас этот лук и награды лишит, и дыханья,
Жизни самой. Только, всё ж лучше смерть свою встретить достойно,
[155] Чем дальше жизнь продолжать, потеряв всё, к чему так стремился,
Из-за чего каждый день мы сюда приходили в надежде».
(21:294)
«Кто много пьёт, тому бед принесёт вино множество разных!»
(22:289)
«Речи оставь для богов! Ведь они тебя лучше намного».
(22:372-374)
«Ладно, не бойся! Тебя сохранил он и спас, чтоб отныне
Сам ты узнал на себе, и другим говорил, поучая,
Что всем полезней дела только добрые, а не плохие!»
(23:12-13)
«Могут рассудка лишать боги даже разумнейших смертных,
Глупых же могут они хоть на время мудрейшими сделать».
(24:63-65)
«Целых семнадцать там дней и ночей над тобой лили слёзы
Боги бессмертные и люди смертные в горькой печали!
На восемнадцатый день был огню ты торжественно предан».
(24:400-401)
«О, милый друг, наконец, ты вернулся! Мы так тебя ждали!
И уж отчаялись ждать. Но тебя привели сами боги!»
(24:481)
«Делай, как хочешь сама. Я скажу лишь, как было бы лучше».