Шуйская деспойна и безделица

(Одиссея, 15:374-379)

ἐκ δ' ἄρα δεσποίνης οὐ μείλιχόν ἐστιν ἀκου̃σαι 

375   οὔτ' ἔπος οὔτε τι ἔργον, ἐπεὶ κακὸν ἔμπεσεν οἴκω̨, 

ἄνδρες ὑπερφίαλοι: μέγα δὲ δμω̃ες χατέουσιν 

ἀντία δεσποίνης φάσθαι καὶ ἕκαστα πυθέσθαι 

καὶ φαγέμεν πιέμεν τε, ἔπειτα δὲ καί τι φέρεσθαι 

ἀγρόνδ', οἱ̃ά τε θυμὸν ἀεὶ δμώεσσιν ἰαίνει." 

Ж:

Но от моей госпожи ничего уж веселого ныне

[375]   Мне не бывает, ни словом, ни делом, с тех пор как вломились,

В дом наш грабители: нам же, рабам, иногда так утешно

Было б ее навестить, про себя ей все высказать, сведать

Все про нее и, за царским столом отобедав, с подачей

Весело в поле домой на вседневный свой труд возвратиться".

В:

Но от хозяйки теперь ни приветного слова, ни дела

375    Мы уж не слышим с тех пор, как несчастие в дом наш упало,

Люди надменные. Сильно невольникам всем бы хотелось

Потолковать с госпожой, обо всем расспросить поподробней,

Выпить винца и поесть у нее и с таким воротиться

Чем-нибудь, что доставляет всегда удовольствие слугам".

Ш:

Но о деспойне нашей совсем никаких не услышишь

375.   Радостных дел или слов с той поры, как свалилось несчастье

В дом: вероломные мужи. Беседовать с деспойной любят

Слуги, любят о всем расспросить у нее и разведать,

Вместе откушать и пить, унести хоть безделицу любят [11]

В поле, что радость сердцу раба всегда доставляет».

В своём комментарии № 11 к 15-й песне «Одиссеи» Шуйский упрекает Жуковского за частое использование слов «царь, царица, царский…». Посмотрим весь комментарий (пунктуация автора сохранена):

[11] к ст. 378 и сл.  

«за царским столом отобедав...»

Жуковский часто прибегает к словам «царь», «царица», «царский» и др. и тогда, когда для них отдаленного соответствия нет в подлиннике, например:

«царь многославный Атрид, богоизбранный пастырь народов!» (63 и 87).

Эта формула обращения к Менелаю встречалась уже в IV-песне несколько раз, в подлиннике же сказано: 

«Атрид Менелай, Зевса питомец, предводитель племен!»

Таким образом «царь» и «богоизбранный» - добавки Жуковского. Менелая Жуковский именует добавочно от себя «царем» еще в 96, 97, 100 и 167 стихах, Одиссея - в 313 стихе.

Что же касается сидонского Файдима, то Жуковский имел основание назвать его «царем» (118), так как в соответствующем месте подлинника он именуется «басилеем».

Во всей XV-ой песне слова этого корня встречаются всего три раза в 118, 413 и 533 стихах.

А у Жуковского имеется еще «добрая царица» (мать Одиссея - 363) и «сын царя» (450) (об Эвмее в детстве); кроме того «в доме царевом» (447), «палаты царевы» (454), «царских вельмож» (467) и «царственней вашего царского рода» (533), что   соответствует подлиннику: «нет другого более басилейского рода, чем ваш».

Очевидно, на основаниях, которые Шуйский изложил в своём комментарии, он в указанном нами отрывке переводит слово «δεσποίνης» как «деспойна», то есть фактически не переводит его никак. Это примерно то же самое, как английское слово «yes» перевести на русский как «ес».

Желая быть оригинальным, Шуйский совершенно забывает, что переводить нужно на современный русский язык. А в русском языке нет слова «деспойна». Есть слово «деспот», реже можно встретить слово «деспотша», но в современном русском языке они имеют несколько иное значение, чем изначальное древнегреческое значение этих слов. Слово же «δεσποίνης» у Гомера вполне переводится на русский язык и обозначает: «госпожа, владычица, хозяйка, повелительница, царица». То есть перевод Жуковского: «госпожа», «царица» (царский стол) – вполне соответствует тексту. А вот «деспойна» Шуйского – это даже переводом назвать трудно. Та же ситуация у Шуйского со словом «басилей».

Хотя некоторые комментарии Шуйского о переводе Жуковского вполне справедливы. Но в основной массе его комментарии сами не выдерживают никакой критики. Как и его перевод. Такие комментарии, как этот, под № 11, иначе как придиркой и назвать трудно. Тем более, что подобных неточностей и «добавок» полно у самого Шуйского. Хотя бы даже в этом отрывке. Например, в 378-м стихе Шуйский добавляет от себя слово «безделицу», которого нет в оригинале. Или использует в той же строке глагол «унести» вместо глагола «принести», который стоит в древнегреческом тексте. В итоге искажается смысл ситуации.

В данном месте поэмы пастух рассказывает о том, что слуги любили поговорить с госпожой, обо всём её расспросить, вкусно поесть и выпить в доме царицы, чем их там угостят, потом ещё принести с собой в поле (домой), что дадут, чему всегда радуется душа раба. Вот примерный смысловой (не дословный) перевод 378-379 стихов. И из перевода, конечно же, подразумевается, что после угощения рабу дадут с собой ещё немного еды (закуски) и кувшинчик вина. Это и радует душу раба.

Из перевода же Шуйского следует совершенно иная картина:

Вместе откушать и пить, унести хоть безделицу любят

В поле, что радость сердцу раба всегда доставляет».

Во-первых, не понятно, как трактовать слова: «унести хоть безделицу любят». То ли рабы любят что-либо стащить у царицы, то ли царица каждый раз сама даёт какую-либо «безделицу» рабам. Первый вариант грозит наказанием за воровство. Но даже если взять второй вариант, то и он слишком подозрителен своей неправдоподобностью. Ведь пастух рассказывает о том, что слуги любили бывать у царицы при её жизни, как о деле постоянном, а не одноразовом. Он и сам любил бывать у царицы. И, по его словам, бывал не редко. Если бы после каждой встречи и угощений рабов царица раздавала каждому какую-либо «безделицу», то к моменту встречи пастуха с Одиссеем, только у одного пастуха в доме должно было бы накопиться столько «безделиц» от царицы, что хоть лавку открывай. Да и у других слуг тоже.

Подарки, даже «безделицы» господа дарили и дарят слугам лишь по особым случаям или за особые заслуги, а не за то, что те расспросили о жизни и посидели за их столом. Рабам всегда давали лишь хлеба и вина (хлеба и зрелищ), угощали с барского стола. А вот царские «безделицы» нужно было ещё заслужить.

Так что перевод Шуйского в данном месте не соответствует той ситуации, о которой рассказывается в поэме. Что же касается русского языка, то Шуйскому и в этом ещё поучиться бы у Жуковского надо.

Например, в этом же отрывке Шуйский пишет: «не услышишь радостных дел». По-русски правильнее было бы употребить форму: «не услышишь о радостных делах», так как дела можно видеть, но слышать можно только о делах. Даже выражение: «я слышал, дела твои плохи», подразумевает, что человек слышал «о делах», а не сами «дела слышал».

Так что к комментариям Шуйского по поводу перевода Жуковского нужно относиться очень осторожно и критически.