Так, от залива пошёл Одиссей вверх по горной тропинке

Чащей лесной в область ту, где и жил, как сказала Афина,

Славный пастух-свинопас, охранявший добро господина

Лучше всех слуг остальных, тех, что в доме живут Одиссея.

 

[5]     Вот свинопаса застал Одиссей во дворе перед домом,

Что на высоком холме был построен, на месте открытом.

Двор был просторен, широк. Свинопас оградил его прочно

Сам, никого не спросив, ни с царицы, ни старца Лаэрта,

Да и его господин был в отъезде. Сам камни таскал он.

[10]    Груши венчали забор из камней как живая ограда.

Кольев снаружи кругом в землю вбил он густым частоколом

Множество толстых, срубив их из крепкого чёрного дуба.  

Там он двенадцать хлево́в во дворе частокольном построил

Рядом, один к одному, чтоб свиней загонять туда на ночь

[15]    По пятьдесят в каждый хлев: взаперти на земле там лежали

Матки с потомством своим. А самцы, что числом были меньше,

Спали снаружи хлевов, во дворе: их число убавляли

В громких пирах женихи боговидные. Сам свинопас был

Вынужден им посылать самых жирных самцов ежедневно.

[20]    Три сотни да шестьдесят лишь осталось самцов во всём стаде.

Четверо псов их покой стерегли, грозных, звероподобных.

Сам свинопас этих псов воспитал, пастухов повелитель.

 

Он возле дома теперь две подошвы к сандалиям ладил,

Вырезав их из быка крепкой кожи прекрасного цвета.

[25]    Трое других пастухов увели пастись стадо свиное.

Ну а четвертого он принуждён был опять послать в город,

Чтобы пригнать кабана женихам дерзко-наглым, для пира,

Чтобы, его заколов, насладились они вкусным мясом.

 

Громко залаяли псы, лишь заметив едва Одиссея;

[30]    С лаем помчались к нему. Одиссей тут присел осторожно,

Думая псов обхитрить, но из рук его посох вдруг выпал.

Тут у свинарни своей мог принять он позорные муки,

Если бы сам свинопас вслед за псами не бросился резво,

Вылетев вмиг через дверь, бросив тут же работу над кожей.

[35]    Грозно на псов закричав, стал ещё он кидать в них камнями.

Так отогнал всех. Потом к повелителю он обратился:

 

«О, старик, чуть бы ещё, и мои псы тебя б разорвали!

А на меня бы хула пала тяжкая, и удручала.

И без того боги мне дали много печалей и скорби:

[40]   О богоравном своём господине скорблю я, горюя,

Но кабанов принуждён я растить, чтоб их ели другие!

А, может быть, господин мой, лишённый и крова, и пищи,

Бродит, скитаясь, в чужих городах, среди чуждых народов…

Если живой он ещё, если видит ещё он свет солнца…

[45]    В хижину лучше, старик, ты за мною последуй покуда.

Там я тебя угощу и едой, и вином. Уняв голод,

Ты мне расскажешь потом: кто ты есть, чем тревожится сердце».

 

Это сказав, свинопас славный в хижину ввёл Одиссея.

Там он его усадил, расстелив густолиственных веток,

[50]    Свежих и мягких, накрыв сверху шкурой козлиной косматой.

Здесь спал он сам на большом мягком ложе. В восторг Одиссея

Гостеприимством таким он привёл. Тот сказал свинопасу:

 

«Зевса молю и других всех бессмертных богов, чтоб послали

Всякого блага тебе за меня, за радушный приём твой!»

 

[55]    Тут же Эвмей свинопас так с почтением гостю ответил:

 

«Странник! Когда бы пришёл, кто и хуже тебя, не посмел бы

Гостеприимством своим пренебречь я. Сам Зевс к нам приводит

Странников, нищих бродяг. Дар мой мал, но зато он с любовью.

В нашем отечестве есть для рабов лишь одно – подчиняйся!

[60]    В страхе живём мы всегда, хоть теперь молодой правит нами.

Прежний правитель лишён возвращения в дом свой богами.

Он был ко мне очень добр. Он мне в собственность многое дал бы:

Дом, и участок земли, и завидную многим супругу…

Всё, что даёт господин для раба, если им он доволен,

[65]    Если тот честно служил, с божьей помощью множил богатство.

Так же и дело моё, при котором служу, процветает,

И оценил бы меня господин, если б старился дома.

Но он, наверно, погиб!.. Ах, зачем не погиб род Елены!

Из-за неё у мужей очень многих сломились колени.

[70]    Также и мой господин, лишь ценя Агамемнона доблесть,

На многоконный пошёл Илион, чтоб с троянцами биться».

 

Это сказав, свой хитон быстро поясом он подпоясал,

К хлеву свиному пошёл, где одних поросят запирал он.

Выбрал двух лучших из них и принёс, и обоих зарезал,

[75]    И, опалив, разрубил, а куски насадил он ве́ртел.

После, изжарив, поднёс он на вертеле всё Одиссею

Мясо горячим, мукой пересыпав ячменною белой.

Сладким медвяным вином деревянный наполнил он кубок,

Сел против гостя за стол и, его пригласив, так сказал он:

 

[80]    «Странник, отведай-ка то, что рабы себе могут позволить.

Вот поросятина, ешь! Взрослых всех женихам отдаю я.

Страха не знают они и о жалости даже не мыслят.

Только преступных-то дел ведь не любят блаженные боги.

Боги обычаи чтят и умеренный труд человека.

[85]    Даже разбойники все, злые люди, что рыщут по свету,

В землях чужих, там, где Зевс сам даёт им награбить добычи

И погрузить на корабль, и отплыть, возвращаясь в отчизну, –

Все же имеют в сердцах сильный страх перед местью и карой.

Эти же – нет. Может, им вещий голос какой был от бога,

[90]    Что господин мой погиб? Не хотят они, как подобает,

Чинно вести сватовство, или прочь разойтись. Нет, спокойно

Дом разоряют его и богатство, и нагло пируют.

Каждую ночь, каждый день, что на землю спускаются Зевсом,

Требуют резать они не одно и не пару животных;

[95]    Так же без меры они и чужое вино истребляют.

Было ж богатств у него – не исчислить! Никто из героев

Славных так не был богат, материк населявших туманный,

Или Итаку. Никто! Даже у двадцати из них вместе

Не было столько богатств. Я тебе их сейчас перечислю.

[100]   Он лишь на материке по двенадцать стад разных имеет:

Козьих, овечьих, свиных, что на пастбищах бродят широких.

Там их пасут пастухи и свои, и наёмные тоже.

Здесь же одиннадцать стад козьих лучших на пастбищах дальних,

Лучшие их стерегут пастухи, матера в своём деле.

[105]   Поочередно они каждый день женихам доставляют,

Лучшего выбрав козла, что жирней и упитанней в стаде.

Так же и я здесь свиней охраняю. И так же обязан,

Лучшего взяв кабана, женихам посылать ежедневно».

 

Так говорил он. А гость пил вино и ел мясо усердно,

[110]   Жадно и молча, в душе к женихам только злобу питая.

После того как поел и насытил он дух скромной пищей,

Вновь ему кубок вина до краёв тут наполнил хозяин,

И протянул, предложив, и тот взял кубок с радостью в сердце.

Громко тогда гость сказал, обратившись с крылатою речью:

 

[115]   «О, милый друг, расскажи о купившем тебя господине,

Что так несметно богат и могуч, как сейчас ты сказал мне.

Ты говорил, он погиб, Агамемнона честь защищая.

Кто он, скажи. Может, я с ним знаком; может, где мы встречались…

Знают пока только Зевс и другие бессмертные боги,

[120]   Виделся с ним я, иль нет, но я много и долго скитался».

 

Страннику так отвечал свинопасов начальник на это:

 

«О, старец, с той ведь поры много разных бродяг приходило.

Все доброй вестью о нём убеждали супругу и сына.

Но лишь в надежде, что здесь их за это накормят, одарят,

[125]   Лгали невольно они, не желая сказать горькой правды.

Кто бы из этих бродяг ни явился сюда, на Итаку,

Тотчас к царице идёт он с нелепым и лживым рассказом.

Та ж, любит их принимать, и расспрашивать всякого жадно;

Слушает с горькой тоской, и с ресниц её падают слёзы.

[130]   Это в обычае жён, потерявших мужей на чужбине.

Тотчас и ты бы, старик, сочинил небылицу охотно,

Если б за это хитон ты и плащ получил, чтоб одеться.

Нет… видно, быстрые псы, чтоб поесть, или хищные птицы

Кожу содрали с него, а душа отлетела от тела.

[135]   Или же в море его съели рыбы, а кости волною

Вынесло и их песок укрывает прибрежный надёжно.

Так он погиб. А друзьям только скорбь и печали оставил.

Ну а мне – более всех: ведь найти теперь вряд ли сумею

Я господина такой доброты, уж куда б ни пошёл я,

[140]   Даже пусть снова к отцу я б вернулся и к матери милой,

В дом, где родился и рос, и который потом я покинул…

Но не об этом теперь грусть моя, хоть и очень хочу я

В доме родном побывать и увидеть родителей милых.

Об Одиссее сильней я тоскую, пропавшем бесследно.

[145]   О, гость, по имени звать я б его и сейчас не решился,

Очень любезен со мной был всегда он, и добр, и заботлив;

Самым родным я его называю, хотя далеко он».

 

Так отвечал Одиссей несравненный и многострадальный:

 

«О, друг мой, после того, как ты напрочь отверг мои вести,

[150]   Сердцем не веря своим, и считая, что он не вернётся, –

Вновь я тебе повторю, утверждая, и даже клянусь я:

Что возвратится домой Одиссей! А за добрую весть мне

Дашь ты награду тогда, когда он в дом родной возвратится!

Лучшую дашь из одежд: сам нарядишь меня в плащ с хитоном!

[155]   А до тех пор ничего не приму, хоть и беден безмерно.

Словно Аида врата, ненавистны лжецы самому мне,

Что, прикрываясь нуждой, лгут, и ложь распускают повсюду!

Зевсом тебе я клянусь, и столом твоим гостеприимным,

И Одиссея царя славным домом, куда направляюсь, –

[160]   Знай: всё, что я говорю, – всё исполнится в точности скоро!

Солнце годичный свой цикл не пройдёт, – Одиссей уж вернётся.

Старого месяца серп не успеет смениться на новый,

Как он вернётся домой! И тогда отомстит он жестоко

Всем, кто супругу его унижал и преславного сына!».

 

[165]   Страннику так отвечал свинопасов начальник на это:

 

«Старец, награду тебе я не дам за хорошие вести,

Так как домой Одиссей не вернётся. А ты успокойся,

Пей, и давай говорить о другом, а об этом не надо

Напоминать, так как мне сердце давит тяжёлой печалью,

[170]   Если напомнит вдруг кто о хозяине добром хоть словом.

Клятвы ты тоже оставь… Одиссей всё же пусть возвратится,

Все мы желаем того очень сильно, я сам, Пенелопа,

Старец печальный Лаэрт, да ещё Телемах боговидный.

Ах, как я часто скорблю и о нём, Одиссеевом сыне,

[175]   О Телемахе. Взращён он богами как ветвь молодая.

Я полагал, что и он, возмужав и окрепнув, вдруг станет,

Как и любимый отец, изумителен станом и видом.

Видно, бессмертный какой повредил его ум, или злобный

Смертный его подучил ехать, чтоб об отце собрать вести,

[180]   В Пилос священный. Но здесь женихи ему знатные строят

Козни: в засаде сидят, чтоб весь род прекратить так бесславно,

Чтобы в Итаке погиб род Аркесия, равного богу.

Впрочем, нет смысла гадать: попадёт он к ним в руки, погибнет,

Или от них ускользнёт, защищённый рукою Кронида.

[185]   Странник, теперь расскажи лучше мне с своих ты заботах.

Только всю правду скажи, откровенно, чтоб истину знал я.

Кто ты? Откуда пришёл? Кто родители? Где родной город?

И на каком корабле, и какой же дорогой морскою

Ты к нам в Итаку пришёл? Кто твои корабельщики были?

[190]    Ведь не по морю пешком ты явился сюда, полагаю».

 

Так отвечал Одиссей несравненный и многострадальный:

 

«Всё откровенно тебе расскажу, чтобы истину знал ты.

Если бы было у нас предостаточно времени, пищи,

Сладостных вин, и с тобой в этой хижине мы бы сидели

[195]   И пировали все дни, на других всю работу оставив,

То и тогда, даже пусть целый год я рассказывать буду,

Вряд ли закончу рассказ о печальных моих злоключеньях.

Столько я их перенёс. А страдал я по воле бессмертных!

 

С Крита просторного род мой идёт, чем в душе очень горд я,

[200]   Мужа богатого сын. Также вместе со мной было много

В доме других сыновей, только все от законной супруги

Были они рождены. Моя ж мать, покупная рабыня,

Стала наложницей. Но относился ко мне, как к родному,

Кастор Гилакид, отец благородный, которым горжусь я.

[205]   Был он на Крите тогда словно бог почитаем народом

И за богатство своё, и за славных сынов благородных.

Керы, несущие смерть, вдруг однажды в обитель Аида

Всё же его унесли. А сыны разделили богатство

Между собой, для того кинув жребий. А мне ж очень мало

[210]   Дали они от всего, также дом небольшой уделили.

После, однако, я взял дочь богатых родителей в жёны:

Всё-таки доблесть мою уважали, я был не ничтожен,

И не труслив на войне... Но теперь это всё миновало.

Я лишь солома теперь. Всё же и по соломе мы можем

[215]   Колоса род распознать. Только вынес я бед слишком много.

Дерзкой отвагой меня одарили Арес и Афина,

Дали мне дух боевой: часто я отправлялся в засаду,

Лучших мужей предводя, замышляя врагам зло и беды.

Мыслью о смерти моё никогда не тревожилось сердце.

[220]   Первым бросался я в бой, поражая копьём своим острым

В поле врагов, тех, кто мне уступал в быстроте ног проворных.

Был я таким на войне. Никаких дел других не любил я,

Как и домашних работ, что несут процветание детям.

Были милей мне всегда корабли многовёслые в море,

[225]   Битвы, рои быстрых стрел, древки гладкие копий смертельных,

Гибель врагов, что вокруг многих в трепет великий приводит.

Да, это нравилось мне. Уж таким меня сделали боги.

Люди ведь разные все, и кому-то приятней трудится.

 

Прежде ещё, чем сыны всеахейцев направились к Трое,

[230]   Я девять раз предводил в кораблях быстроходных дружины

На чужеземных мужей! И добычи имел очень много.

Лучшее брал я себе! Да ещё и по жребию тоже

Часть мне была. Так свой дом быстро я преумножил богатством.

Страх и почтение стал вызывать я средь жителей Крита.

[235]   Но, лишь замыслил поход тот ужасный нам Зевс дальновидный, –

Путь, на котором мужам очень многим сломило колени, –

Было приказано мне вместе с Идоменеем славнейшим

Войско вести в кораблях к Илиону. И не было средства,

Чтоб отказаться: тогда осудил бы народ нас сурово.

 

[240]   Там мы, ахейцев сыны, девять лет воевали упорно.

А на десятый, когда мы разрушили город Приама

И в кораблях шли назад, – бог рассеял ахейцев по морю.

Мне же несчастному бед мудрый Зевс приготовил не мало.

Только лишь месяц провёл дома я, веселясь, наслаждаясь

[245]   Милой супругой, детьми и своим превеликим богатством.

После в Египет меня потянуло желание съездить.

Стал снаряжать корабли и друзей подбирать богоравных.

Девять прекрасных судов оснастил, быстро воинов выбрал.

Пир шестидневный потом я для спутников верных устроил.

[250]   Много тогда я принёс пышных жертв для богов беспечальных,

Много я сам подавал на стол пиршественный угощений.

День лишь седьмой наступил, мы отплыли с просторного Крита,

С ветром Бореем легко понеслись мы в открытое море.

Как по течению шли по волнам, и беды не случилось

[255]   Там ни с одним кораблём, и мы были бодры и здоровы.

Так мы по морю неслись, повинуясь кормилу и ветру.

Ну а на пятый уж день мы достигли потока Египта.

Встав на Египте-реке в кораблях двухконечно-округлых,

Спутникам верным своим я велел у судов остаться

[260]   Рядом, чтоб их охранять, и с возвышенных мест всю окрестность

Зорко оглядывать, чтоб при тревоге быстрей нам уехать.

 

Дерзости вдруг уступив и стремлению к жажде наживы,

Ринулись грабить они египтян в их деревнях прекрасных,

Женщин и малых детей угоняли, дома разоряли,

[265]   Всех убивали мужей. Так что города вопли достигли.

 

Крики услышав, с зарёй самой ранней вдруг войско явилось.

Конные, пешие вмиг всю равнину заполнили грозно,

Медью сверкая своей. Зевс, что радостно молнии мечет,

В жалкое бегство тут вверг моих спутников, что не дерзнули

[270]   Стойко сражаться с врагом, отовсюду бедою грозившим.

Много их там полегло, умерщвлённых отточенной медью;

Много их в плен увели, для тяжёлых работ подневольных.

 

Мне же сам Зевс тут вложил прямо в сердце такое решенье…

(О, было б лучше тогда мне погибнуть, судьбу злую встретив

[275]   Там же, в Египте! Ведь бед мне ещё предстояло немало…)

Скинул я тут с головы шлем прекрасный, изящной работы;

Сбросил с плеча крепкий щит, и копьё своё бросил на землю.

Сам к колеснице царя подбежал, и царю я колени

Стал обнимать, целовать, и молил я его о пощаде.

[280]   Льющего слёзы, меня, в колесницу взяв, в дом свой повёз он.

Многие ж толпы солдат устремлялись метнуть в меня копья,

Смерти желая предать, ибо сильною злобой кипели.

Только сдержал их сам царь, так как Зевса разгневать боялся.

Зевс Гостелюбец с лихвой за плохие дела покарает!

 

[285]   Целых семь лет я провёл в той стране и собрал очень много

Всяких богатств: сами мне египтяне давали охотно.

Но вот когда наступил год восьмой, лишь начался едва он,

Из Финикии как раз прибыл муж, что лжецом оказался,

Жадным обманщиком! Зла разным людям он сдала не мало.

[290]   Речью сердечной меня обольстив, он позвал в Финикию,

Чтоб погостить у него; там и дом он имел, и богатства.

Там и гостил у него я в течение целого года.

Но когда месяцы все, и все дни утекли безвозвратно,

Год полный круг совершил, и пришла вновь весна молодая,

[295]   B Ливию он меня взял, посадив на корабль мореходный,

Хитро солгав, что товар продадим мы там выгодно очень.

Сам же решил он меня продать в рабство за выкуп огромный.

Чувствуя сердцем беду, на корабль я взошёл без желанья.

Быстро понёс нас Борей, мощно-дующий ветер прекрасный.

[300]   Крит уж срединный прошли. Тут нам Зевс приготовил погибель.

После того, как исчез в отдалении Крит, и не видно

Стало повсюду земли, только небо да бездна морская,

Быстро Кронион нагнал всюду иссиня-чёрные тучи,

Над глуботрюмным сгустив кораблём. Помрачнел понт широкий.

[305]   Громом вдруг Зевс загремел и метнул в корабль молнии пламя.

Страшно тут всё сотряслось под ударом божественным Дия,

Всё серный дым заволок. С судна трупами все повалились.

Будто вороны они вокруг чёрного судна носились,

В бурных кружили волнах: бог лишил их возврата в отчизну.

[310]   Ну а меня Зевс, – хотя я и сам чуть от страха не умер, –

Спас, надоумив схватить корабля черноносого мачту,

Крепко руками держать, чтобы снова беды́ избежал я.

Лишь обхватил я её, понесли меня страшные ветры.

 

Так и носило меня девять дней. На десятый, во мраке,

[315]   Ночью волной пребольшой принесло меня в землю феспротов.

Там царь феспротов Федон, славный муж, меня спас; и без платы

Принял радушно, ведь сын его милый нашёл меня жалким,

Утром холодным, без сил, изнурённым, и в дом повёл царский.

Под руку вёл он меня, пока к дому отца не пришли мы.

[320]   После, хитон мне и плащ он вручил, чтобы переодеться.

Об Одиссея судьбе там узнал я, сам царь рассказал мне,

Что у него он гостит, перед тем как вернуться в отчизну.

Мне и богатство тогда, что собрал Одиссей, показал он:

Золото, медь, да ещё из железа искусных изделий.

[325]   Этим иной прокормить мог бы десять своих поколений!

Столько сокровищ хранить в его доме оставил хозяин.

Сам он в Додону тогда отбыл, чтоб у священного дуба

С кроной высокой спросить волю Зевса, услышать решенье:

Как возвратиться ему в плодородную землю Итаки,

[330]   Тайно ль, открыто? Ведь он очень долго на родине не был.

Клялся он мне самому, совершив возлияние в доме,

Что и корабль уже ждёт на воде, и команда готова

В милую землю отцов хоть сейчас отвезти Одиссея.

Раньше, однако, меня он отправил, поскольку в то время

[335]   Шёл от феспротов корабль на Дулихий обильно-пшеничный.

В целости он приказал отвезти меня в царство Акаста.

Только преступная мысль моих спутников тут обольстила, –

Видно, несчастья мои не достигли тогда всех пределов.

Только от твёрдой земли мореходный корабль отдалился,

[340]   Тотчас решили они предназначить мне жалкое рабство.

Силой сорвали с меня они плащ и хитон, всю одежду,

Бросив мне вместо неё только жалкие эти лохмотья,

Что и поныне на мне, ты их видишь своими глазами.

 

Вечером прибыли мы к видной издали с моря Итаке.

[345]   Сильно опутав меня на своём прочно-палубном судне

Крепким канатом витым, они тут же спустились на берег,

Чтобы поужинать им на сыпучем песке возле моря.

Но сами боги канат тот на мне без труда развязали.

Голову я обмотал своим рубищем, чтоб не мешалось,

[350]   По рулевому веслу с судна тихо к воде я спустился,

И, погрузившись по грудь, стал поспешно работать руками.

Так и поплыл, вскоре был далеко я, вокруг было тихо.

Выйдя на берег, я лёг в чаще леса, богатой цветами,

Так и лежал я, упав. Слышал, как они рыскали рядом,

[355]   Громко крича. Наконец, порешив, что уже бесполезно

Дальше искать, – все назад, на корабль глуботрюмный вернулись.

Так сами боги меня без труда от погони укрыли.

После они же меня и направили прямо к жилищу

Умного мужа. Видать, умереть не судьба мне покуда».

 

[360]   Тут ты, Эвмей свинопас, так на это ответил скитальцу:

 

«О, бедный странник, ты мне взволновал сильно сердце рассказом

О приключеньях своих многочисленных, и о страданьях.

Но лишь одно ты приврал, полагаю, меня убеждая, –

Про Одиссея царя рассказав. И зачем тебе нужно

[365]   По́ ветру ложь распускать? Я уверен, что мне не увидеть

Дня возвращенья домой господина. Как видно, все боги

Страшно не любят его: ведь погиб не в бою он под Троей,

Не на руках у родных он скончался, с войны возвратившись!

Холм бы тогда гробовой всеахейцы над мёртвым подняли,

[370]   Сыну бы после себя он оставил великую славу...

Нет же, – безвестно пропав, страшных Гарпий добычею стал он.

Здесь, у свиней я живу, отдалившись, и в город уж больше

Я не хожу, разве что иногда Пенелопой разумной

Призван бываю прийти, если вести какие прибудут.

[375]   Гостя, усевшись кругом, осыпают вопросами жадно

Все, и кто очень скорбит о пропавшем своём господине,

И кто богатство его, веселясь, беззаконно съедает.

Я же теперь не люблю ни известий о нём, ни расспросов

С тех самых пор, как меня обманул один муж этолийский.

[380]   Он человека убил и бежал, в разных странах скитаясь;

В дом мой однажды пришёл; я радушно его принял, с лаской.

Видел, сказал он, его вместе с Идоменеем на Крите,

Там, мол, свои корабли он чинил, поврежденные бурей.

К лету придёт он домой, так сказал, или к осени ждите.

[385]   Много с собой он богатств привезёт и друзей богоравных…

Раз уж, прискорбный старик, и тебя божество привело мне,

Ложью ты не угождай, не чаруй меня словом приятным!

Я не за это тебе окажу уваженье с любовью,

Но лишь жалея тебя, и страшась Зевса гостеприимца».

 

[390]   Так свинопасу на то отвечал Одиссей многомудрый:

 

«О, как же много в душе у тебя недоверия к людям,

Если тебя убедить не сумела и клятва, что дал я!

Но можем мы заключить уговор, и тогда уж пусть будут

Боги свидетели нам и порукой, владыки Олимпа:

[395]   Если вернётся домой господин твой, как я утверждаю, –

Дашь ты хитон мне и плащ, и отправишь меня на Дулихий,

Сердцем куда я стремлюсь, в милый дом мой, в родную отчизну.

Если же, мне вопреки, господин твой домой не воротится, –

Слуг ты тогда собери, и с высокой скалы меня сбросьте,

[400]   Чтобы уж нищий другой остерёгся обманывать впредь вас».

 

Страннику так отвечал свинопас несравненный на это:

 

«Гость мой, какую б тогда нажил славу великую, доблесть

Я между честных людей и теперь, и в грядущее время,

Если, в свой дом пригласив, и приняв, как положено гостя,

[405]   После убил бы тебя, твою милую душу похитив!

Ревностно я бы тогда слал молитвы Крониону Зевсу!..

Ужинать, впрочем, пора. И друзья мои скоро вернутся.

Что ж, вот и ужин тогда вкусный в хижине мы приготовим».

 

Так и об этом они, и о многом другом говорили.

 

[410]   Вскоре свиные стада привели пастухи-свинопасы.

Стали свиней загонять на ночлег их они в стойла свиные,

Визг несказанный подняв, свиньи в стойлах двора разместились.

Кликнув друзей своих, так свинопас несравненный сказал им:

 

«Лучшую выбрав свинью, приведите, зарезать для гостя.

[415]   Прибыл он издали к нам. С ним и самим едой насладимся.

Много мы тяжких забот от свиней белозубых имеем,

Плод же тяжёлых трудов незаконно другим отдаётся».

 

Так он сказал, и дрова стал колоть он безжалостной медью.

Те же, свинью привели пятилетнюю, взяв пожирнее.

[420]   Тут же её подвели к очагу. Свинопасов начальник

Не позабыл о богах, так как богобоязненным был он.

Срезал щетины он клок с головы у свиньи белоклыкой,

Бросил щетину в огонь, а затем, всем богам стал молиться,

Чтобы вернулся домой поскорей Одиссей многомудрый.

[425]   После ударил свинью близлежащим дубовым поленом, –

Замертво пала она. Так убив, всю её опалили,

Быстро на части потом рассекли. Свинопас куски мяса

Первые взял, положив их, как надо, на жирное сало,

Бросил на жаркий огонь, пересыпав ячменной мукою.

[430]   Прочие ж на вертела́ насадили они куски мяса,

И осторожно затем над огнём их поджарить, снимали,

И на обеденный стол все сложили. Тут поровну начал

Мясо делить свинопас: и обычаи знал он, и меру.

На семь частей поделил он всё мясо, так части назначив:

[435]   Нимфам с Гермесом сперва дал, молясь, сыну Майи, а после

Прочие он разделил, положив на столе перед каждым.

Ну а хребтовую часть Одиссею учтиво отдал он

От белоклыкой свиньи, чем порадовал душу владыки.

 

Голос возвысив, ему так сказал Одиссей многомудрый:

 

[440]   «Пусть же, Эвмей, и к тебе Зевс отец наш столь милостив будет,

Сколько и сам ты ко мне благодетеленен, добр и радушен!»

 

Тут же, Эвмей свинопас, так ты гостю ответил на это:

 

«Ешь, необычный мой гость, наслаждайся тем, что пред тобою

Здесь, на столе! Бог даёт нам одно, а другого лишает.

[445]   Он своеволен, в пылу может всё: ведь ему всё возможно».

 

Тут первый лучший кусок в жертву вечным богам преподнёс он,

Также искристым вином им возлил, а потом Одиссею

Градорушителю дал. Сам же сел перед долей своею.

Хлеб тут Месавлий раздал. Свинопас его лично однажды

[450]   Выкупил, в бытность, когда господина уж не было дома;

Сам, не спросив госпожи, без согласия старца Лаэрта,

Даже за собственный счёт он купил, для себя, у тафийцев.

К пище готовой тогда дружно руки они устремили.

После того как едой и питьём голод все утолили,

[455]   Хлеб тут Месавлий убрал. И, наевшихся хлебом и мясом,

Всех потянуло ко сну. Стали все они спать собираться.

 

Тёмно-безлунная ночь наступила. И Зевс сильным ливнем

Целую ночь поливал, и Зефир бушевал дожденосный.

 

Стал говорить Одиссей, испытать свинопаса желая:

[460]   Даст ли ему он свой плащ, сняв с себя, или, может, друзьям он

Скажет, чтоб свой кто отдал: ведь о нём он заботился очень.

 

«Слушайте, что расскажу, ты, Эвмей, и друзья твои тоже.

Делом похвастать хочу я одним. То вино заставляет:

Ум расслабляет оно, громко петь побуждает и мудрых,

[465]   Нежно смеяться, или устремляет в весёлую пляску,

Или внушает сказать, да такое, что лучше б молчали.

Но, раз уж начал теперь говорить я, то всё вам открою.

Ах, если б молод я был и силён, как в то время, когда мы,

Помню, под Троей врагов поджидали отрядом в засаде!

[470]   А предводили отряд Одиссей с Менелаем Атридом,

Третьим вождём там был я, они сами мне то повелели.

Вот, мы к высокой стене городской подошли осторожно,

В частом кустарнике, что от стены недалёко, укрылись,

Меж тростником улеглись и болотом, прикрывшись щитами.

[475]   Ночь же плохая была, ветер северный дул и морозный,

Снег появился из туч, заметелил; сильней схолодало,

Даже щиты коркой льда от мороза подёрнулись тонкой.

Были у всех там плащи и хитоны, и в них преспокойно

Воины спали, укрыв свои сильные плечи щитами.

[480]   Я же товарищу плащ свой отдал, как пошли мы в засаду,

И не подумал совсем, безрассудный, что ночью замёрзну.

Взял я в дорогу с собой со щитом только пояс блестящий.

Ночи последняя треть уж пришла, и созвездья склонились,

Так Одиссею тогда я сказал, что лежал со мной рядом,

[485]   Локтем слегка лишь его чуть толкнув, – отозвался он тотчас: –

 

«Богорождённый герой Лаэртид, Одиссей хитроумный!

Первым не быть мне живым среди вас: зимний холод суровый

Скоро меня усмирит: без плаща я. Злой бог надоумил

Взять лишь хитон. И теперь нет возможности скрыться от стужи».

 

[490]   Так я сказал. И тогда вот что ум его пылкий придумал, –

Был он на выдумки скор и в советах разумных, и в битвах, –

Он повернулся ко мне, прошептав прямо в самое ухо:

 

«Тише! Молчи, чтобы нас не услышал бы кто из ахейцев!»

 

После он голову чуть приподнял, подперев её локтем:

 

[495]   «Слушайте, дру́ги, какой сон божественный видел сейчас я:

Что слишком мы далеко отошли от судов. Не пойдет ли

Кто, чтоб Атриду сказать Агамемнону, пастырю войска,

Чтобы он больше прислал от судов нам товарищей в помощь?»

 

Так лишь сказал он. Вскочил тут Фоант, славный сын Андремона,

[500]   Тут же для лёгкости с плеч быстро сбросил он плащ свой багряный

И полетел к кораблям. В тёплый плащ его я завернулся

И, им хранимый, проспал до лучей Эос златопрестольной.

Ах, если б молод я был и силён, как в те славные годы!

Дали бы плащ мне тогда даже в этом жилье свинопасов,

[505]   Всяко: как гостя почтив, или доблесть уважив мужскую.

Нынче ж с презрением лишь кто коснётся лохмотьев бродяги!»

 

Тут же, Эвмей свинопас, так ты гостю ответил на это:

 

«О, старец, был твой рассказ поучителен и превосходен.

Нет бесполезного в нём ничего, все слова были к месту.

[510]   Здесь ни в одежде нужды, и ни в чём ты другом не увидишь,

Что подобает давать всем страдальцам, кто просит защиты.

Только сегодня! С зарёй вновь тряси своим рубищем рваным!

Нет у нас лишний плащей и хитонов; не много имеем,

Чтобы тебя одевать: каждый только в одном здесь сверкает.

[515]   Вот как вернётся домой сын любезный царя Одиссея,

Даст он тебе и хитон, даст и плащ, чтоб мог ты одеться,

Он и отправит тебя, куда сердце твоё пожелает».

 

Так говоря, он вскочил и к огню ближе ложе подвинул,

Шкуры овцы и козы бросил сверху на скудное ложе.

[520]   Лёг Одиссей на постель, тот плащом его тёплым окутал,

Плотным, большим, что имел он в запасе всегда, чтоб одеться,

Зимней холодной порой, если будет жестокая стужа.

 

Так лёг на ложе своём Одиссей. И мужи-свинопасы

Тоже вокруг улеглись. Лишь один свинопасов начальник

[525]   В хижине спать не любил, спал он возле свиней, чтоб стеречь их.

Стал собираться во двор свинопас. Одиссей рад был очень,

Что о хозяйстве его свинопас так заботится сильно.

 

Взял свинопас острый меч и накинул на крепкие плечи,

Плащ свой широкий одел, плотный, ветрозащитный и тёплый,

[530]   Взял также шкуру козла, что был прежде откормлен огромным,

Острое взял он копьё, от собак и воров защищаться.

Так он пошёл ночевать туда, где белоклыкие свиньи

Спали под сводом скалы, от Борея укрыты надёжно.