Мысли вложила тогда светлоокая дева Афина

В старца Икария дочь, в рассудительную Пенелопу,

Чтоб принесла она лук, топоры из седого железа

В зал к женихам, чтобы им состязаться, – и смерть их приблизить.

[5]     Тут Пенелопа взошла по высоким ступеням в покои;

Твёрдой рукою взяла ключ, изогнутый дивно, искусный,

Медный, прекрасный, с резной рукояткой из кости слоновой.

После пошла в дальний край своей спальни, и с нею служанки,

Там в кладовую зашла, где сокровища царские были:

[10]    Золота, меди полно, трудоёмких железных изделий.

Там же и очень тугой лук лежал, и колчан был наполнен

Стрелами, что для врагов много стонов несут и страданий.

Их получил Одиссей в дар, как гость в Лакедемоне славном:

Дар же ему дал Ифит Эвритид, что бессмертным подобен.

[15]    Некогда раньше они повстречались в Мессене, где оба

В дом Ортилоха пришли, мужа умного. Между дел прочих,

Тяжбу решал Одиссей, чтобы взять долг с народа Мессены:

Так как мессенцы смогли стадо в триста овец с пастухами

С пастбищ Итаки забрать и угнать в корабле многоместном.

[20]    Хоть ещё юным тогда Одиссей был, – путь долгий он сделал,

Чтоб разобраться, ведь был и отцом он, и старцами послан.

Там же Ифит был, искал он двенадцать кобыл, что украли,

И вместе с ними ещё работящих выносливых мулов.

Он их нашёл, но поздней из-за них же он сам и убит был.

[25]    К сыну он Зевса пришёл, к многомощному мужу Гераклу,

Неустрашимому, что много дел совершил превеликих.

Гостя тот в доме своём умертвил, нечестивец жестокий,

Не постыдился богов и стола, за которым он гостя

Сам угощал, а затем сам его и убил, чтобы после

[30]    Тех крепконогих кобыл для себя в своём доме оставить.

Их-то в Мессене Ифит и искал. Встретив там Одиссея,

Дал он ему лук отца. Так как Эврит великий оставил

Сыну прекрасному лук, умерев в своём доме высоком.

А Одиссей дал ему острый меч и копьё боевое,

[35]    Чтобы друзьями им стать. Закрепить же им дружбу застольем

Не удалось: Зевса сын раньше смог умертвить Эвритида.

Так и убит был Ифит Эвритид, что подобен бессмертным,

Что Одиссею тот лук подарил. Одиссей многославный

Лук тот не брал никогда, если шёл в корабле своём чёрном

[40]    Он на войну: и хранил его в память о друге любимом

В доме своем; в руки брал этот лук на родной лишь земле он.

 

Вот к кладовой подошла Пенелопа, богиня средь женщин,

Встав на дубовый порог, что когда-то искуснейший плотник,

Ровно его обтесав по шнурку, утвердил косяки в нём,

[45]    Притолоку, и дверей там блестящие створы навесил.

Скобы дверные она от ремня быстро освободила;

В скважину ключ свой вложив, повернула и, сдвинув затворы,

Дверь распахнула. В тот миг дверь взревела как бык, что пасётся

Мощный на свежем лугу. Так прекрасная дверь застонала

[50]    И распахнулась, едва ключ толкнул в ней и сдвинул затворы.

Тут на высокий помост поднялась Пенелопа, где много

В разных резных сундуках благовонных одежд находилось.

Там она, встав на носки, лук сняла, до крючка дотянувшись,

Лук на котором висел в расписном и блестящем футляре.

[55]    Там она села, от чувств положила футляр на колени,

Вынула лук из него, и над ним очень горько рыдала.

Ну а уж после, когда многослёзным насытилась плачем,

Встала и в зал понесла к женихам достославным в прекрасных

Нежных руках лук тугой и колчан, полный стрел оперённых,

[60]    Что только стоны несут, медножальные, только рыданья.

Следом служанки несли ящик, полный оружием разным:

Медным, железным, – оно своему господину служило.

В зал к женихам тут вошла, Пенелопа, богиня средь женщин.

Возле колонны она, что этаж верхний крепкий держала,

[65]    Встала, накидкой прикрыв головною блестящею щёки.

Рядом с обеих сторон с ней служанки усердные встали.

Тут же она к женихам обратилась со словом крылатым:

 

«Слушайте вы, женихи мои храбрые, что я скажу вам!

Вторглись в дом мужа вы все, чтобы здесь есть и пить постоянно,

[70]    Так как отсутствует он много времени; но никакого

Повода вы для того нам назвать не сумеете, кроме

Только того, что на мне непременно хотите жениться.

Что же, теперь, женихи, соревнуйтесь! Я стану наградой!

Вот, принесла я большой лук божественного Одиссея.

[75]    Тот, кто из вас без труда этот лук многомощный натянет,

И чья стрела пролетит топоров всех двенадцать отверстий,

Тот станет названным мне и похитит из мужнего дома,

Что мне так мил, и красив, и имеет так много богатства.

Думаю, будет потом он во снах ещё долго мне сниться».

 

[80]    Это сказав лишь, она свинопасу Эвмею велела

Лук женихам передать, и колчан, и седое железо.

Взял топоры он и лук, и заплакал, хозяина вспомнив.

Также коровий пастух, лук узнав Одиссея, заплакал.

 

Громко по имени их тут назвал Антиной и бранить стал:

 

[85]    «Глупая вы, погляжу, деревенщина! Лишь повседневным

Занят ваш ум! Ну чего вы ревёте? Ведь этим лишь больше

Душу своей госпожи вы волнуете! И без того уж

Долго томится она горькой скорбью в разлуке с супругом.

Лучше уж молча едой наслаждайтесь! А плакать хотите –

[90]    Вон убирайтесь! Но лук здесь оставьте со стрелами вместе,

Чтоб безопасное тут женихам провести состязанье,

Хоть не легко натянуть полированный лук этот грозный:

Нет среди нас никого, кто сравниться бы мог с Одиссеем.

Это я знаю: его видел сам я в то давнее время,

[95]    Помню его до сих пор, хоть тогда был я мальчиком глупым».

 

Так он сказал. Но в душе он надеялся всё же, что сможет

Лук тот легко натянуть и стрелой прошить кольца железа.

Но предстояло ему на себе вскоре первым отведать

От Одиссея стрелу, ведь его оскорбил он жестоко

[100]   В доме его, и других женихов подстрекал он на то же.

 

К ним обратилась тогда Телемаха священная сила:

 

«Горе! Как видно, меня сделал глупым совсем Зевс Кронион!

Мать моя милая, та, что разумна всегда, заявляет,

Что за другого пойдёт, что из дома её увезёт он!

[105]   Я же довольно смеюсь, как глупец, рад безумной душою!

Что ж, состязайтесь теперь, женихи! Перед вами награда,

Лучше которой найти на ахейской земле невозможно!

Пилос священный пройди, и Микены, и Аргос – но лучше

Нет и в Итаке самой, и на чёрной земле континента!

[110]   Это известно вам всем, ни к чему свою мать восхвалять мне.

Что ж, зря затягивать мы под предлогами дело не будем:

Время натягивать лук, чтобы всем результат нам увидеть!  

Также и я, как и все, натянуть это лук попытаюсь.

Если я лук натяну и стрелой топоры прошью точно

[115]   Через отверстия, то уж не буду скорбеть, – не покинет

Дом свой почтенная мать, до тех пор, пока я здесь хозяин,

Так как могу я владеть славным грозным отцовским оружьем!»

 

Так он сказал. Встал, и с плеч плащ пурпурный немедленно сбросил,

Скинул наплечный ремень с медноострым мечом изощрённым.

[120]   Прежде расставил он все топоры: через вырытый ров их

Все разместил далеко, по шнуру уравнял очень точно,

Прочно землёй уплотнил, чтоб стояли. И все удивлялись,

Как точно сделал он всё, хоть сам прежде такого не видел.

Встал у порога, взял лук, тетиву натянуть попытаться.

[125]   Трижды на лук налегал, и согнуть его страстно хотел он.

Но трижды силы терял. Только всё же надеялся сердцем

И натянуть тетиву, и стрелу пропустить сквозь железо.

Может, напрягшись, он лук натянул бы с четвёртого раза,

Но Одиссей подал знак и сдержал его пыл и стремленье.

 

[130]   Вновь тут сказала тогда Телемаха священная сила:

 

«О, горе! Видно, всегда я останусь бессильным, никчёмным!

Или я всё ещё юн, не могу положиться на руки,

Чтобы врага отразить, мне принёсшего горькое горе…

Что же, теперь ваш черёд, женихи! Вы сильней меня. Пусть же

[135]   Каждый испробует лук! До конца проведём состязанье».

 

Это сказав, опустил лук тугой Одиссеев на землю,

К гладкой и крепкой дверной половинке его прислонил он.

Быструю рядом стрелу также к ручке дверной он приставил.

В кресло вернулся своё, что недавно покинул, и сел там.

 

[140]   Тут обратился ко всем Антиной, сын Евпейта, сказал он:

 

«Все по порядку, друзья, справа в очередь вы подходите,

С места того, где вино разливает гостям виночерпий!»

 

Так Антиной предложил, и одобрили все предложенье.

Первым среди женихов тут Леод сын Ейнопа поднялся.

[145]   Жертвогадателем был он средь них, и сидел всегда с краю,

Около чаши с вином, вдалеке. Не любил он их буйства.

За беззакония их женихов порицал он нередко.

Первым он взял гладкий лук с быстролётной стрелой острожальной.

Встал у порога, и лук крепкий тот натянуть попытался.

[150]   Силился, но не сумел: раньше нежные руки устали,

Что непривычны к труду. И тогда женихам так сказал он:

 

«Нет, друзья, я не могу! Пусть другие попробуют силу!

Многих из нас этот лук и награды лишит, и дыханья,

Жизни самой. Только, всё ж лучше смерть свою встретить достойно,

[155]   Чем дальше жизнь продолжать, потеряв всё, к чему так стремился,

Из-за чего каждый день мы сюда приходили в надежде.

Все вы ещё и теперь возгораетесь страстной надеждой

В брак с Пенелопой вступить, с непреступной женой Одиссея.

Но, испытав этот лук, утомившись, поймёт, верно, каждый,

[160]   Что принуждён он искать средь ахеянок деву другую,

Чтобы посвататься к ней, соблазняя дарами: она же

Выберет, верно, того, кто щедрей и судьбой предназначен».

 

Это сказав, опустил лук тугой Одиссеев на землю,

К гладкой и крепкой дверной половинке его прислонил он.

[165]   Быструю рядом стрелу также к ручке дверной он приставил.

В кресло вернулся своё, что недавно покинул, и сел там.

 

Гневно его стал бранить Антиной, так ему говорил он:

 

«Что за слова ты, Леод, сквозь ограду зубов пропускаешь?!

Страшные, тяжкие! Я слушал их, негодуя всем сердцем!

[170]   Многих из нас этот лук и награды лишит, и дыханья,

Жизни самой, потому, что его натянуть ты не в силах!?

Может, почтенная мать родила тебя не для того, чтоб

С луком ты справиться мог и со стрелами, муж слабосильный!

Есть и сильней женихи, они лук этот быстро натянут!»

 

[175]   Так он сказал, а затем козопасу Меланфию крикнул:

 

«Вот что, Меланфий, огонь в зале здесь разведи-ка пожарче;

Рядом скамейку поставь да покрой её мягкой овчиной;

Сала потом принеси большой круг из домашних запасов,

Чтоб на огне разогреть крепкий лук, натереть его салом,

[180]   А уж потом испытать, и тогда завершить состязанье».

 

Так он сказал. И огонь тут Меланфий разжёг неуёмный,

Рядом поставил скамью и покрыл её мягкой овчиной;

Сала потом он принёс большой круг из домашних запасов.

Лук женихи разогрев, салом смазали, пробовать стали,

[185]   Но натянуть тетиву всё же сил никому не хватало.

Шёл к Евримаху черёд боговидному, и к Антиною.

Оба – вожди женихов, оба в силе их превосходили.

 

Вышли из дома меж тем и коровий пастух, и с ним вместе

Также ещё свинопас Одиссея, подобного богу,

[190]   Вышел и сам Одиссей, зал пиров вслед за ними покинув.

Вышли из дома они, через двор поспешили к воротам.

Ласково тут их позвал Одиссей, а затем так сказал им:

 

«Можно ли вам, свинопас и коровий пастух, сказать нечто…

Или уж лучше молчать? Все же сердце открыться вам хочет.

[195]   Если бы вдруг Одиссей неожиданно здесь появился,

Богом сюда приведён, за кого бы вы стали сражаться?

За женихов бы тогда бились вы, или за Одиссея?

Дайте мне честный ответ, что велят вам ваш разум и сердце».

 

Тут же коровий пастух так ответил ему на вопросы:

 

[200]   «О, Зевс, отец наш! Когда б он исполнил нам это желанье,

Чтобы вернулся тот муж, чтоб привёл его бог к нам скорее!

Ты бы увидел тогда, какова сила рук моих в деле».

 

Тут и Эвмей свинопас всем бессмертным богам стал молиться,

Чтобы вернулся домой поскорей Одиссей многоумный.

[205]   И лишь когда разузнал Одиссей их достойные мысли,

Снова к обоим тогда обратился, и вот что сказал он:

 

«Знайте же, я – Одиссей, перенесший так много несчастий.

Вот, на двадцатом году я вернулся на отчую землю.

Вижу я, здесь из рабов моему возвращению рады

[210]   Только вы двое, и всё; от других я не слышал, чтоб кто-то

Вечным молился богам, чтобы я поскорей возвратился.

Слушайте, я вам скажу всё, что скоро должно здесь случиться.

Если поможет мне бог одолеть женихов знаменитых,

Жён вам тогда я найду, и имущество каждому дам я,

[215]   И для обоим дома возведу рядом с собственным домом.

Станете братьями вы и товарищами Телемаха.

Признак я вам покажу, по которому вы убедитесь

Ясно, что я Одиссей, чтоб сомнений уж не было больше.

Вот мой рубец на ноге от клыков кабана, вам знаком он, –

[220]   Память охоты сынов Автолика со мной на Парнасе».

 

Это сказав, он открыл под лохмотьями шрам у колена.

Те же, внимательно шрам рассмотрев, Одиссея признали,

Кинулись оба в слезах обнимать своего господина,

Голову, плечи ему целовать они радостно стали.

[225]   И Одиссей им в ответ целовал также голову, руки.

С радости плакали б те пока яркое солнце не сядет,

Если бы сам Одиссей не унял их. Он так говорил им:

 

«Ну, хватит плакать уже, а то вдруг кто-нибудь нас заметит,

Выйдя из дома, и всем раньше времени тайну раскроет.

[230]   В дом возвратимся теперь. Только поодиночке, не вместе.

Я раньше вас, следом вы. После – ждите, когда знак подам я.

Думаю, что женихи достославные, мне не позволят

Взять знаменитый мой лук и колчан, полный стрел быстролётных.

Ты ж тогда, славный Эвмей, сам возьми, принеси через зал мне

[235]   Стрелы и лук. А потом ты рабыням скажи, чтоб немедля

Заперли двери на ключ в женских комнатах, сами там скрылись.

Если услышат вдруг шум, крики, стоны мужчин, – чтоб не смели

Комнат своих покидать, ни одна! Чтоб спокойно сидели

И занимались своим женским делом, какое имеют.

[240]   Славный Филойтий, а ты поспеши тогда сразу к воротам:

Крепкий задвинешь засов, и ремнём его туго закрепишь».

 

Так он сказал и опять вошёл в милый свой дом многолюдный.

Вновь сел на место своё, что оставил совсем ненадолго.

Вскоре пришли и рабы Одиссея, подобного богу.

 

[245]   А крепкий лук уж держал Евримах, он его непрерывно

Грел над огнём там и тут, поворачивал. Всё же не смог он

Крепкий тот луг натянуть. Застонал он в душе своей сильно.

Голос возвысив тогда, он воскликнул с великой досадой:

 

«О, горе! И за себя, и за вас всех мне стыдно до боли!

[250]   Сколь ни прискорбно, но я не о браке сейчас сожалею, –

Много ахейских невест есть прекрасных в Итаке скалистой,

Морем объятой, или в городах наших прочих повсюду, –

Стыдно бессильными быть нам перед Одиссеем настолько,

Что даже лука его натянуть не хватает нам силы!

[255]   Это позором всех нас и в далёком потомстве покроет!»

 

Но возразил тут ему Антиной, сын Евпейта, воскликнув:

 

«Нет, так не будет, мой друг Евримах! Ты и сам это знаешь.

Праздник сегодня народ отмечает великий, в честь бога,

В честь Аполлона! Стрелять в этот праздник из лука не стоит!

[260]   Спрячем спокойно мы лук. Топоры же оставим на месте.

Вряд ли их кто-то возьмёт из домашних, или посторонний

В дом незаметно войдёт Одиссея, Лаэртова сына.

Пусть лучше кубки вином виночерпий наполнит нам снова!

Мы возлиянье свершим, ну а лук Одиссея отложим.

[265]   Завтра пусть с ранней зарёй козопас наш, Меланфий, пригонит

Коз нам отборных сюда, самых лучших, что есть в козьем стаде.

Бёдра их в жертву сожжём Аполлону, что славится луком.

Может, тогда мы согнём этот лук, и закончим все споры».

 

Так им сказал Антиной, все одобрили то, что сказал он.

[270]   Вот, чтобы руки умыть, им глашатаи подали воду;

Юноши в чаше большой развели хмельной винный напиток;

Справа начав, разнесли по обычаю каждому в кубках;

И, возлиянье свершив, каждый пил, сколько сердцу хотелось.

Хитрость задумав, тогда им сказал Одиссей многомудрый:

 

[275]   «Слушайте, что я скажу, женихи знаменитой царицы!

Высказать это велят мне сказать мой рассудок и сердце.

Вас, – и тебя, Евримах, и тебя, Антиной богоравный,

Что рассудительно так всё решил, чтобы лука сегодня

Больше не трогать совсем, и богам предоставить решенье.

[280]   Завтра пусть бог сам решит, кто из вас победителем станет. –

Но вас прошу дать сейчас мне испробовать лук этот гладкий!

Знать я хочу: есть ещё у меня в руках сила былая,

Та, что когда-то имел, когда был и стройней, и моложе,

Или скитанья мои и нужда отобрали все силы…»

 

[285]   Так он сказал. Но никто не одобрил его эту просьбу.

Все испугались, что вдруг с полированным луком он сладит.

Тут Антиной на него с бранным словом напал, закричал он:

 

«Наглый бродяга! Да ты, видно, вовсе лишился рассудка?!

Мало тебе, что сидишь рядом с сильными ты беззаботно,

[290]   Так же пируешь, как мы, долю равную всем получаешь,

Слушаешь, что говорим! Никогда мы такого почёта

Нищим не делали здесь: чтобы слушали наши беседы!

Может быть, ты опьянел от вина медосладкого? Знай же,

Кто много пьёт, тому бед принесёт вино множество разных!

[295]   Некогда Евритион, достославный кентавр, обезумел

Лишь от вина, во дворце Пирифоя отважного; там он

В гости к лапифам пришёл. Но вином повредил свой рассудок.

Стал сильно буйствовать он, делать зло в Пирифоевом доме.

Праздник он в скорбь превратил. Вон за дверь его вывели силой,

[300]   И во дворе, одолев, нос и уши безжалостной медью

Напрочь ему отсекли. Он совсем уж тогда обезумел,

С воплями прочь убежал, унося безрассудную злобу.

Вот с той поры и зажглась злая распря людей и кентавров.

Только он первый всё зло получил от безумного пьянства.

[305]   Так же большую беду и тебе предвещаю, когда ты

Лук этот только возьмёшь! Сожаленья ни в ком ты не встретишь

В нашем народе! Тебя в чёрном судне я быстро отправлю

К злому Эхету царю, что так любит губить всех людишек.

Ты уж оттуда никак не спасёшься. Сиди лучше смирно!

[310]   Пей себе, ешь, но не смей с молодыми людьми состязаться!»

 

Тут возразила ему рассудительная Пенелопа:

 

«Нехорошо, Антиной, поступаешь ты, несправедливо!

Ты обижаешь гостей Телемаха, в его дом пришедших.

Может, тревожишься ты, что большой этот лук Одиссея

[315]   Нищий натянет старик, полагаясь на рук своих силу,

В дом свой меня уведёт и супругою сделать захочет?

Сам-то, конечно, на то не питал он надежд даже в мыслях.

Так что не бойтесь в душе, не скорбите, спокойно пируйте.

Ведь и подумать нельзя, что подобное может случиться».

 

[320]   Тут Пенелопе в ответ так сказал Евримах, сын Полиба:

 

«Старца Икария дочь, рассудительная Пенелопа!

Даже не думаем мы, что подобное может случиться.

Но стыд нам будет, когда средь мужей и средь жён пойдут слухи,

Станут потом говорить и другие ахейцы, из низших:

[325]   "Слабые люди жену мужа сильного сватать решили!

Сами ж и лука его натянуть совершенно не в силах!

Но к ним пришёл нищий муж, как и мы, весь в отрепьях, и он-то

Лук натянул, и прошил все железные кольца стрелою".

Так станут все говорить, и для нас это будет постыдно».

 

[330]   Так возразила ему рассудительная Пенелопа:

 

«Нет, Евримах, на себя больше славы дурной навлекают

Те, кто позору и злу предаёт дом достойного мужа!

Ну а какой же позор, в том, что выстрелит странник из лука?

Гость наш и ростом высок, и силён, и сложением крепок;

[335]   Знатен и род у него, и отец, как он сам утверждает.

Дайте ж ему гладкий лук, и посмотрим, на что он способен.

Вот что ещё я скажу, и слова свои точно исполню:

Если натянет он лук, если даст Аполлон ему славу, –

Плащ и хитон от меня он получит, красивой одежды,

[340]   И боевое копьё, от собак и людей защищаться,

И меч двуострый я дам, да ещё дам я пару сандалий.

После отправлю его в ту страну, куда сам он захочет».

 

Но ей на это сказал Телемах, рассудительный вот что:

 

«Милая мать, этот лук мне оставил сильнейший ахеец!

[345]   Дать ли кому-то его, или нет, – я лишь право имею,

А не другой кто-нибудь, на скалистой Итаке живущий,

И на других островах, и в Элиде, конями богатой…

Если уж я захочу, то никто запретить мне не сможет

Страннику стрелы и лук дать как дар, чтоб унёс насовсем их.

[350]   Ты же иди и займись, как и должно хозяйке, – хозяйством;

Или пряди, или тки, и следи за работой служанок.

Ну а о луке судить, то не женское дело, – мужское!

И прежде прочих, – моё! В своём доме лишь я повелитель».

 

Тут, изумившись, пошла Пенелопа обратно, в покои,

[355]   Сердцем признав правоту слов разумных разумного сына.

Наверх к себе поднялась и, в кругу приближённых служанок,

Плакала там о своём Одиссее, о милом супруге,

Веки Афина пока не сомкнула ей сном дивносладким.

 

А свинопас, между тем, взял и стрелы, и лук, и понёс их.

[360]   В зале пиров на него тут же все женихи закричали.

Так не один восклицал среди них, и надменных, и гордых:

 

«Эй, ты куда лук понёс, свинопас скудоумный и жалкий!

Будешь собакам своим на съедение нами ты брошен,

Тем, что свиней стерегут, тем, которых ты выкормил сам же,

[365]   Если успех нам пошлют Аполлон и блаженные боги!»

 

Так вслед кричали ему. Встал пастух, гибкий лук положил он

Там, где стоял, оробев всей кричащей толпы среди зала.

 

Тут со своей стороны Телемах угрожающе крикнул:

 

«Ну-ка, отец, лук неси! Да быстрей! Всем служить не надейся!

[370]   Я хоть моложе тебя, но, клянусь, – прогоню тебя в поле,

Камни бросая вослед! Силой я посильней тебя буду.

А если б силу имел я такую, какую имеют

Все в совокупности здесь женихи, что теперь в нашем доме,

Быстро бы, им на беду, я б стеречь корабли их отправил,

[375]   Чтоб не буянили здесь и плохого чтоб не замышляли!».

 

Так он сказал. Но в ответ женихи только подняли хохот.

Всё ж и суровая злость к Телемаху у них поостыла.

Снова взял лук свинопас и понёс через зал его дальше,

К храброму он подошёл Одиссею, вручил лук и стрелы.

[380]   После, кормилицу он Евриклею позвал, и сказал ей:

 

 

«Вот что велел Телемах, рассудительная Евриклея:

В комнатах женских пускай все рабыни запрутся немедля.

Если услышат вдруг шум, крики, стоны мужчин, – чтоб не смели

Комнат своих покидать, ни одна! Чтоб спокойно сидели

[385]   И занимались своим женским делом, какое имеют».

 

Так он сказал. И в ответ её слово осталось бескрылым.

Двери она заперла женских комнат, где были служанки.

 

Молча Филойтий тут встал и скорей удалился из дома;

Запер ворота во двор, защищённый высокой оградой.

[390]   Там на террасе канат корабельный папирусный взял он;

Крепко связав им засов у ворот, в зал пиров возвратился;

Вновь сел на место своё, что оставил совсем ненадолго;

За Одиссеем следить стал он зорко. А тот лук свой крепкий

В сильных руках уж держал и осматривал: цел ли он, нет ли,

[395]   Червь не поел ли рогов, пока сам он отсутствовал долго.

 

Глядя на то, женихи так друг другу тогда говорили:

 

«Видимо, это знаток крепких луков, искусный и хитрый!

Может быть, точно такой крепкий лук у него лежит дома?

Или же по образцу и себе он такой хочет сделать:

[400]   Вон он как вертит его, проверяет, негодный бродяга!»

 

Так говорили одни, им на то отвечали другие:

 

«Пусть же и впредь, как теперь, он немногим уж будет доволен, –

Лук посмотреть, натянуть! Может, это ему и удастся…»

 

Так говорили они. Между тем Одиссей хитроумный

[405]   Быстро большой крепкий лук осмотрел, хорошо всё проверил.

Словно певец и знаток звонкой лиры, когда это нужно,

То без труда на колки он натянет все новые струны, 

Что из овечьих кишок свиты, и с двух сторон их закрепит, –

Так и герой Одиссей натянул большой лук без усилий.

[410]   Правой рукой взял он лук, тетивой, как струной, слегка звякнул,

Дивно запела она, словно ласточки звонкая песня.

 

Вспыхнул в сердцах женихов сильный страх, лица их изменились.

Громко тут Зевс загремел в вышине. Это зна́менье дал он.

Рад был услышать тот гром Одиссей славный, многострадальный,

[415]   Рад, что дал зна́менье Зевс, мудрый сын хитроумного Крона.

Быструю взял он стрелу, на столе она рядом лежала,

Раньше изъятая, все ж остальные теснились в колча́не, –

Их испытать не себе предстояло ахейцам позднее.

К луку приставив стрелу, тетиву со стрелой натянул он,

[420]   Даже и с места не встав, сидя, только стрелу лишь нацелил,

И метко в кольца пустил топоров, и прошил он все кольца,

Ни одного не задев, вышла вон стрела с медью тяжёлой.

 

И к Телемаху тогда обратился он, голос возвысив:

 

«Не посрамил, Телемах, тебя гость твой в твоём славном доме!

[425]   Не промахнулся я в цель; да и лук натянуть не замедлил.

Сделал я всё без труда, не совсем, значит, силы утратил.

Несправедливо меня женихи тут бесчестят, ругая!

Что ж, не стемнело пока, нужно ужин ахейцам готовить.

Ну а потом уж пойдут и другие забавы, – послушать

[430]   Песни и лиру: они – украшение всякого пира».

 

Тут он бровями повёл, знак подав, – и свой меч опоясал

Вмиг Телемах, милый сын Одиссея, что равен бессмертным;

Быстро схватил и копьё боевое; к отцу подошёл он,

Встал возле кресла его со сверкающей грозною медью.