С ужасом в город вбежав, словно робкие лани, трояне

Пот охлаждали, водой утоляли ужасную жажду.

Вдоль по стене разбрелись, у зубцов прислонившись. А в поле

Прямо под стену неслись, со щитами у плеч аргивяне.

5         Гектор же в поле один, словно скованный гибельным роком,

Гордо остался стоять возле Скейских ворот, перед Троей.

 

Феб Аполлон между тем говорил Ахиллесу герою:

«Что же меня ты, Пелид, так надеясь на быстрые ноги,

Смертный, бессмертного здесь всё преследуешь? Или ещё ты

10       Бога во мне не узнал, что без отдыха пышешь свирепством?

Ради меня пренебрёг и троян поражаемых толпы.

В город уж скрылись они! Ты же здесь рыщешь по полю славы.

Так отступи! Не убьёшь ты меня, неподвластен я смерти!»

 

Тут, вспыхнув гневом, ему отвечал Ахиллес быстроногий:

15       «Так обманул ты меня, о, зловреднейший между богами!

В поле отвлёк от стены! Без сомнения, многим ещё бы

Землю зубами глодать до того, как все скрылись бы в Трое!

Славы прекрасной меня ты лишил; а сынов Илиона

Спас без труда: ничьего не страшился ты в поле отмщенья!

20       О, если б мог я тебе отомстить, – я тебе отомстил бы!»

 

Так он сказал и назад тут понёсся с решимостью гордой,

Бурный и быстрый, как конь с колесницей, что всех побеждая,

К цели несётся стрелой, расстилаясь по чистому полю, —

Так Ахиллес торопил свои быстрые мощные ноги.

 

25       Первым увидел тогда со стены царь Приам Ахиллеса.

Словно звезда он летел по равнине, сияющий блеском.

Так же, под осень звезда, вся сияя лучами, восходит

И, между множества звёзд, в чёрном небе горит тёмной ночью.

Издревле эту звезду люди Псом Ориона прозвали.

30       Всех она ярче горит, только знаменьем грозным бывает:

Злые приносит она лихорадки для многих несчастных, —

Так же зловеще и медь у бегущего ярко сверкала.

Вскрикнул Приам. То терзал седину головы он руками;

То, к небу руки подняв, он вопил, моля горестно небо;

35       То слёзно сына молил скрыться в городе… Тот же упорно

Перед стеною стоял, страстно жаждал он биться с Пелидом.

Жалобно старец к нему и слова простирает и руки:

«Гектор! Возлюбленный сын! Ты не жди того страшного мужа

В поле один, без друзей, и своей не найдешь ты кончины,

40       Им ты не будешь убит: ведь тебя он сильнее в сраженьях!

Лютый! Когда бы он был и бессмертным богам столь любезен,

Сколько любезен он мне: труп его псы давно б растерзали!

Тяжкая горесть моя в тот же миг отошла бы от сердца!

Сколько сынов у меня молодых и могучих украл он:

45       Этих – убил, тех – продал племенам островов отдалённых!

Вот и теперь нет сынов: Полидора с Ликаоном вместе;

Их я не вижу среди тех отрядов, что в город вернулись,

Юношей милых, сынов от царицы средь жён, Лаофои.

О! если живы они, но в плену, — из ахейского стана

50       Золотом выкупим их, медью выкупим: в доме обильно

Всяких сокровищ, что дал мне за дочь свою Альт знаменитый.

Если ж погибли они и уже в дом Аида спустились,

То Лаофое и мне – горе; мы их для горя родили!

Но для троянцев для всех, для народа то малое горе, –

55       Только бы ты не погиб, Ахиллесом ужасным сражённый!

Будь же ты с нами, мой сын! И войди в Илион! Так спасёшь ты

Жён и мужей, и детей илионских! И славы не дашь ты

Сыну Пелея! И сам не лишишься ты сладостной жизни!

О, пожалей ты меня! Об отце своём бедном подумай,

60       Старце злосчастном, его Зевс Кронид перед дверью могилы

Казнью ужасной казнит, принуждая все бедствия видеть:

Видеть убитых сынов, дочерей, уводимых в неволю,

Рушимый силой Пергам; видеть гибель невинных младенцев,

Тех, что о каменный пол разбивают в жестоком разгроме;

65       Видеть невесток, как их увлекают свирепо данайцы!..

Сам я последним умру. И меня на пороге у дома

Алчные псы разорвут после, как смертоносною медью

Кто-нибудь сердце пронзит, мою душу из тела исторгнув.

Псы, что вскормил на пирах и обедах, дворовые стражи,

70       Кровью упьются моей и, унылые сердцем, у двери

Лягут при теле моём искажённом! О, юноше славно, –

Как ни лежит он, упав среди боя, растерзанный медью, –

Всё он прекрасен, и как ни откроется тело, – прекрасно!

Если же бороду вдруг или голову старца седого,

75       Или то место, где стыд, у убитого псы оскверняют, —

Участи горестней нет человеку, нет зрелища хуже!»

 

Так он кричал и рыдал. Сребристые волосы старец

Рвал на своей голове. Но у Гектора дух не склонил он.

Мать вся в слезах на другой стороне Скейской башни просила;

80       Грудь обнажила рукой, и на грудь указала, рыдая;

Льющая слёзы, слова устремляла крылатые к сыну:

«Сын мой! Хоть мать пожалей свою бедную; грудь, что вскормила

И утоляла твой плач во младенчестве! Вспомни об этом!

О мой любезнейший сын, бейся храбро с ужаснейшим мужем,

85       Только за стены войди! Перед ним ты не стой одинокий!

Если, неистовый, он одолеет тебя, о мой Гектор, –

Милую отрасль мою, на одре уж ни я не оплачу

И ни супруга твоя, Андромаха; далёко от нас он,

В стан свой тебя увлечёт, псам свирепым для игрищ ужасных!»

 

90       Так говорили они сыну милому, оба рыдая,

Так умоляли его. Но у Гектора дух не склонили.

Быстробегущего ждал Ахиллеса великого Гектор.

Словно как горный дракон, трав нажравшись лихих, ядовитых,

Злобою чёрной вскипя, у пещеры ждёт путника чутко;

95       В стороны страшно глядит, извиваясь вокруг над пещерой.

Так же и Гектор стоял, несмиримого мужества полный,

Выпуклосветлым щитом в основание башни упёршись.

Мрачно вздохнув, наконец, говорил он в душе своей гордой:

«Стыд мне великий, когда я, как робкий, за стены укроюсь!

100     Первый же в этом меня укорит Полидамас разумный:

Он ведь советовал мне в эту ночь роковую обратно

В город войска увести, как опять Ахиллес показался.

Я не послушался, но, верно, было б полезней послушать!

Так я троянский народ погубил лишь своим безрассудством.

105     О! Как стыжусь я троян и троянских жён длинноодежных!

Может последний теперь гражданин в Илионе воскликнуть:

— Гектор народ погубил, на свою понадеявшись силу! —

Так скажут все обо мне. О, стократ благороднее будет

В схватке сойтись и, убив Ахиллеса, войти уже в город;

110     Или в сражении с ним перед Троей всей славно погибнуть!

Но... может, лучше не так? Может, щит светлобляшный оставлю,

Шлем свой тяжелый сложу, и копьё прислоню я к воротам,

Сам же навстречу пойду, перед сыном Пелея предстану?

Если ему обещать и Елену, а с ней и богатства

115     Все совершенно, все те, что Парис в кораблях глубодонных

С нею привёз в Илион, — роковое раздора начало! —

Выдать Атридам; ещё вместе с тем разделить аргивянам

Все те богатства, что есть в закромах нашей Трои священной?

Если с троян, наконец, я потребую клятвы старейшин:

120     Чтоб ничего не скрывать, и представить чтоб честно к разделу

Наши богатства ему, что вмещает наш город любезный?..

Боги!!! Каким предаюсь размышлениям!? Нет, к Ахиллесу

Я не пойду на поклон! И не сжалится он надо мною!

Он не уважит меня; нападёт и меня без оружий

125     Нагло, как женщину, он умертвит бездоспешного в поле.

Нет, нам не время теперь с ним беседовать мирно, на камне

Сидя под дубом вдвоём, словно юноша с сельскою девой:

Ведь, на свиданье придя, те охотно беседуют, мирно;

Нам же с Пелидом сойтись лучше в битве! Тогда мы увидим,

130     Славу присудит кому между нами Кронид Олимпиец!»

 

Так размышляя, стоял. А к нему Ахиллес приближался,

Шлемом сверкая, он был быстр и грозен, как бог Эниалий;

Ясень отца, Пелиас, на плече колебался огромный,

Страшный; вокруг его медь ослепительным светом сияла,

135     Будто бушует огонь, будто солнце восходит средь поля.

Гектор, увидев его, испугался. Остаться на месте

Больше не мог, побежал он от Скейских ворот, устрашённый.

Бросился следом Пелид, полагаясь на быстрые ноги.

Будто бы сокол в горах, из пернатых быстрейшая птица,

140     Мчится быстрее стрелы за испуганной робкой голубкой;

Мечется в стороны та, но преследует сокол, и часто

С криком кидается вниз, на неё, за желанной добычей.

Пламенный, гнался Пелид так за Гектором. Трепетный Гектор,

Волю дав быстрым ногам, вдоль стены убегал от Пелида.

145     Мимо большого холма и смоковницы, ветру открытой,

Оба помчались вдали от стены, колесничной дорогой;

Оба примчались к ключам светлоструйным, где два вытекают

Быстрых источника вод для глубокого бурного Ксанфа.

С теплой водой был один, и над ним постоянно клубится

150     Пар, поднимаясь вокруг, словно дым от пожара. Другой же

Светлый источник бежал со студёной водой даже летом,

Вечно была в нём вода, словно снег или град, ледяная.

Возле ключей было два водоема больших, что из камня

Дивно устроены. К ним выходили троянские жёны

155     Белые платья стирать, и прекрасные дочери с ними, —

В прежние, мирные дни, до нашествия рати ахейской.

Там и промчались бойцы: догоняющий и убегавший.

Сильный бежал впереди, но преследовал много сильнейший.

Но не за призом они так неслись, не за кожу воловью

160     Спорили в беге: она – приз обычный ногам бегоборцев.

Их же приз – Гектора жизнь, Трои конника: вот их награда.

И, как на играх, что в честь по умершему мужу, несутся

Всадники вскачь на конях вокруг мет беговых, словно ветер, —

Славный ждёт приз впереди: молодая жена иль треножник, —

165     Так троекратно они перед Троей великой кружили,

Быстро носясь. Божества на героев смотрели все молча.

Первым взял слово отец и бессмертных, и смертных, сказал он:

«Горе! Что вижу я!? Муж мной любезный гоним возле Трои!

Может быть, лгут мне глаза? Ах, болезнь проникает мне в сердце!

170     О, благодушнейший муж, ты тельцов бедра тучные часто

Для благовония мне возжигал как на Иде холмистой,

Так и в акрополе! Что ж, и теперь Ахиллес градоборец

Около Трои тебя вдруг преследует, бурный воитель!?

Боги, подумайте вы, всё обсудим и примем решенье:

175     Гектора мы сохраним от погибели, иль, наконец, уж

Сыну Пелея дадим победить знаменитого мужа?»

 

Зевсу сказала тогда светлоокая дева Афина:

«Молниеносный отец, чернотучный! О чём говоришь ты?

Смертного мужа, судьбе с давних пор обречённого общей,

180     Хочешь избавить ты, Зевс, совершенно от смерти печальной?

Делай, как хочешь. Но мы, боги все, тут тебя не одобрим».

 

Тут же ответил ей Зевс, собирающий тучи Кронион:

«Милая дочь, ободрись, Тритогения! То, что сказал я,

То – без намерений, так. А с тобой быть любезным хочу я.

185     Делай, как сердце велит. Свою волю исполни сегодня».

 

Так он сказал. И зажёг ещё больше Афину желаньем;

Бурно она понеслась, бросясь вниз с белых высей Олимпа

 

А быстроногий Ахилл за испуганным Гектором гнался.

Словно охотничий пёс по горам молодого оленя

190     Гонит, из лога подняв, мчит за ним по кустам и оврагам;

Если и скроется тот, прячась в страхе под куст, то по следу

Чуткий бежит он за ним неотступно, пока не отыщет.

Так Приамида Пелид гнал и гнал, и не мог тот укрыться.

И всякий раз он хотел, у ворот пробегая Дарданских,

195     Броситься прямо к стене, под высоковершинные башни,

Где бы троянцы могли защитить его стрелами сверху, —

Но Ахиллес каждый раз, упредив, отбивал Приамида

В поле подальше, а сам ближе к стенам держался в погоне.

Словно во сне человек всё не может догнать человека,

200     Тщетно стараются тот убежать, ну а этот – настигнуть.

Так и герои: один – не догонит, другой – не умчится.

О, вряд ли мог избежать Гектор участи злой, лютой смерти,

Если б в последний уж раз Аполлон не пришёл бы на помощь:

Силы в него он вдохнул, сделал лёгкими быстрые ноги.

205     Войску меж тем своему Ахиллес сделал знак головою,

Чтобы никто не метал горьких стрел в Приамида, и чтобы

Славы никто не отнял у него, чтоб вторым не остаться.

И, как в четвёртый уж раз к родникам подбежали герои,

Зевс золотые весы распростёр, промыслитель. На них он

210     Смерти два жребия, в сон навсегда погружающей, бросил:

Жребий Ахилла один, а другой же — Приамова сына.

Взял посредине весы и поднял: жребий Гектора сникнул,

Тяжкий к Аиду упал. Аполлон от него удалился.

Взором сияя, пришла тут Афина к Пелиду; явилась,

215     Близко к нему подойдя, и сказала крылатые речи:

«Нынче, любимец богов, Ахиллес благородный, надеюсь,

Славу великую мы принесём к кораблям мирмидонским:

Гектора мы поразим, ненасытного битвой героя.

Дольше уж, думаю, он наших рук избежать не сумеет,

220     Сколько бы ни помогал ему Феб Аполлон стреломётный,

Сколь бы ни ползал у ног перед Зевсом отцом, громовержцем.

Остановись, отдохни! Я сама приведу Приамида,

К битве с тобой преклоню, чтобы против тебя он сразился».

 

Так говорила она. Покорился он, радости полный;

225     Встал, опираясь на свой ясень яркий и медноконечный.

Зевсова дочь унеслась, в тот же миг Приамида настигла

И, Деифоба приняв облик с голосом звучным, знакомым,

Близко к нему подошла и коварно ему говорила:

«Брат мой почтенный! Тебя Ахиллес притесняет жестоко,

230     Около города он тебя в беге преследует бурном.

Но остановимся здесь и могучего встретим бесстрашно!»

 

Ей, отвечая, сказал шлемоблещущий Гектор великий:

«О, Деифоб! Ты всегда был, с младенчества, мною любимым

Больше всех братьев моих, всех Приама сынов от Гекубы.

235     Ну а теперь я тебя почитать пуще прежнего должен:

Видя меня одного, для меня ты отважился в поле

Выйти из стен городских, а другие все в стенах остались».

 

Вновь говорила ему светлоокая дочь громовержца:

«Гектор, почтенная мать и отец наш меня умоляли,

240     Ноги обняв мне; друзья умоляли меня вместе с ними,

Там чтоб остался. Таким все они переполнены страхом.

Но, по тебе всё крушась, сердце ныло глубокой тоскою.

Встанем же вместе теперь и сразимся, брат, пламенно! Больше

Не к чему копья щадить! И увидим тогда: Ахиллес ли

245     Здесь нас двоих умертвит и кровавые наши доспехи

К чёрным судам повлёчет, или сам от твоей меди ляжет!»

 

Так говоря, повела в бой коварно его за собою.

Оба героя сошлись, устремлённые, друг против друга.

Первым Пелиду тогда закричал шлемоблещущий Гектор:

250     «Эй, Ахиллес! От тебя убегать не намерен я больше!

Трижды уж я пробежал перед городом славным Приама,

Встретить в атаке тебя не рискуя. Теперь же хочу я

Встать и сразиться с тобой! Пусть убью или буду убитым!

Но мы сначала богов призовём, перед нами пусть будут

255     Боги – свидетели клятв и хранители наших условий:

Тела бесчестить тебе я не буду, когда громовержец

Даст устоять мне в бою и оружием дух твой исторгнуть;

Славные только с тебя, Ахиллес, совлеку я доспехи,

Тело ж ахейцам отдам! Поклянись, что поступишь ты так же».

 

260     Грозно взглянув на него, закричал Ахиллес быстроногий:

«Гектор! Ты – злейший мой враг! И не мне предлагай договоры!

Нет и не будет у львов и людей никакого союза;

Волки и овцы дружить по согласию сердца не могут;

Вечно враждебны они, вечно злобой горят друг на друга!

265     Так между мной и тобой невозможна любовь! Быть не может

И договоров у нас никаких, здесь пока распростёртый

Кровью своею один не насытит свирепство Ареса!

Мужество вспомни своё! Ты сегодня особенно должен

Ловко владеть и копьём и собой, всем искусством военным!

270     Бегство теперь позабудь: от копья и Паллады Афины

Не убежишь, – усмирят. Ты заплатишь за всё теперь, разом:

И за убитых друзей, и за тех, кого ранил, свирепый!»

 

Так он сказал, и сотряс, и метнул Пелиас длиннотенный.

Видя копьё, избежал шлемоблещущий Гектор удара:

275     Быстро приник он к земле, и, над ним пролетев, оно с силой

В землю вонзилось. Копьё, вырвав, тут же Паллада Афина

Вновь Ахиллесу дала, незаметно для глаз Приамида.

Гектор же громко сказал безупречному сыну Пелея:

«Ты промахнулся, Ахилл! И хотя ты бессмертным подобен,

280     Доли моей не узнал, хоть от Зевса её возвещал мне!

Мастер ты только болтать! Ты, коварный, хотел, чтоб от слов я

Вдруг, испугавшись тебя, потерял и отвагу, и силу?

Я не намерен бежать, не вонзишь ты копьё в мою спину!

Прямо иду на тебя! В грудь меня порази, если можешь,

285     Если то бог разрешит! Но копья и вот этого бойся

Медного! Если б его в своё тело ты, острое, принял!

О, легче б стала тогда и война для сынов Илиона,

Если б тебя я сразил. Ведь для них ты – лютейшее горе!»

 

Так он сказал и сотряс, и метнул он копьё своё мощно.

290     Не промахнулся: попал в средину щита Ахиллеса.

Но далеко от щита отскочило копьё. Рассердился

Гектор, увидев, что зря улетело копьё, бесполезно.

Встал он, потупив глаза: уж другого копья не имел он.

Голосом звучным тогда в помощь брата позвал, Деифоба,

295     Чтобы копьё ему дал. Но того уже не было рядом.

Гектор всё понял тогда. Опечалившись, так говорил он:

«Горе мне! К смерти меня всемогущие боги призвали!

Я полагал, что герой Деифоб, брат мой милый, со мною.

Он же в стенах городских, а меня обманула Афина.

300     Рядом со мной – только Смерть! От неё, от ужасной, не скрыться!

Нет избавления! Так, без сомнения, было угодно

Зевсу и сыну его стреловержцу, которые раньше

Мне помогали всегда. Но теперь злая участь настигла!

Что ж, не без боя же я в прах земной упаду, не без славы;

305     Всё же великий свершу подвиг, в память потомкам грядущим!»

 

Так он сказав, вырвал меч изощрённый из ножен прекрасных,

Слева на мощном бедре он висел, меч огромный, тяжёлый;

С места рванулся вперёд, как орёл в выси неба парящий,

Если пикирует он прямо в степь из-за туч тёмно-сизых:

310     Нежного хочет увлечь он ягненка иль робкого зайца.

Так Гектор полем летел, потрясая мечом смертоносным.

Бросился и Ахиллес на врага, бурным гневом наполнясь.

Грудь он себе прикрывал своим дивным щитом испещрённым,

На голове его шлем яркий четырёхбляшный при беге

315     Пышную гриву волной золотую колышет: Гефестом

Густо разлита она вокруг шлема на гребне высоком.

Как между звёзд остальных средь мрака ночного сияет

Геспер, что ярче других звёзд на небе, и всех он прекрасней, —

Так наконечник копья Ахиллеса сверкал изощрённый.

320     Правой рукой потрясал он копьё, горе Гектору нёс он,

Место на теле ища: где открыто для верных ударов.

Только всё тело его меднолатные скрыли доспехи,

Те, что добыл он, когда одолел мощь героя Патрокла.

Лишь, где ключицы его, где гортань плечи с шеей смыкает,

325     Тело открылось чуть-чуть; рана в месте том – быстрая гибель.

И, налетев, Ахиллес там копьём поразил Приамида;

Прямо сквозь шею прошло смертоносное страшное жало.

Только гортань не совсем пересёк сокрушительный ясень,

Чтоб умирающий мог перед смертью сказать своё слово.

330     Грохнулся в пыль Приамид. И вскричал Ахиллес, торжествуя:

«Гектор! Патрокла убив, ты надеялся целым остаться?!

Страх потерял и меня позабыл, лишь от битв отошёл я?!

О, безрассудный! В тылу, за судами ахейскими, мститель

Был у Патрокла, – то я, что тебя несравненно сильнее.

335     Я, что колени тебе сокрушил! Твоё тело с позором

Птицы и псы разорвут, а его – похоронят ахейцы».

 

Еле дыша, отвечал шлемоблещущий Гектор Пелиду:

«Душами предков твоих, самой жизнью тебя заклинаю,

Не отдавай ты меня на терзание псам мирмидонским!

340     Золота, меди возьми, сколько хочешь; что хочешь, потребуй;

Щедро одарят тебя и отец мой, и мать дорогая.

Тело лишь в дом возврати, чтоб трояне меня и троянки

В доме предали огню, честь последнюю мне воздавая».

 

Мрачно взглянув на него, отвечал Ахиллес быстроногий:

345     «Зря ты колени мне, пёс, обнимаешь и молишь родными!

Если бы волю я дал гневу, – сам тебя рвал бы на части,

Мясо сырым бы твоё пожирал! Вот что ты, пёс, мне сделал!

Нет, уж поверь мне: никто от твоей головы не отгонит

Псов кровожадных! И пусть даже в десять, и в двадцать раз больше

350     Пышных даров привезут мне и столько ж ещё обещают;

Даже и тело твоё пусть прикажет на золото взвесить

Сам Дарданид, царь Приам, — и тогда на одре погребальном

Мать не оплачет тебя, сына, в муках рождённого ею;

Но только птицы и псы растерзают твой труп без остатка!»

 

355     Дух испуская, ему отвечал шлемоблещущий Гектор:

«Знаю тебя хорошо. Ожидал, что мольбы бесполезны.

Видно, в груди у тебя, сын Пелея, железное сердце.

Но берегись, чтобы я не навлёк на тебя гнев бессмертных

В день, когда Феб Аполлони и Парис-Александр, ловкий лучник,

360     Сколь ни могуч ты, сразят и тебя у ворот наших Скейских!»

 

Слово он кончил едва, как глаза Смерть окутала мраком.

Тихо душа через рот улетела, спустилась к Аиду,

Плача о доле своей, покидая и силу, и юность.

 

Только и мёртвому всё ж отвечал Ахиллес быстроногий:

365     «Ну, так умри ты сейчас! Я же смерть свою встречу, когда мне

Зевс громовержец пошлёт и бессмертные боги! Не раньше».

 

Так он сказал, и копьё медножальное вырвал из трупа.

Бросил в сторонку его и доспех снял кровавый, трофейный.

Тут подбежали к нему и другие ахейские мужи.

370     Всех изумляли и рост и красивое Гектора тело.

И, приближаясь, пронзал его каждый копьём длиннотенным.

Так говорили они, усмехаясь, взглянув друг на друга:

«Стал несравненно теперь Гектор мягче на ощупь, чем раньше,

В день, когда нам корабли поджигал он огнём ненасытным!»

 

375     Так говорили они, подходя, в тело копья вонзая.

Тело его, между тем, обнажив, Ахиллес быстроногий

Встал средь ахейцев, и к ним обратился с крылатою речью:

«Други, герои, вожди! Вы, бесстрашные слуги Ареса!

Боги бессмертные мне победить наконец-таки дали

380     Мужа, который принёс больше зла нам, чем прочие вместе.

Не попытаться ли нам теперь города стены изведать

Силой оружия? Что нам на это ответят троянцы?

Бросят ли город они после гибели сына Приама,

Или же драться рискнут, даже если вождя их не стало?..

385     Впрочем, зачем же сейчас моё сердце тревожится этим!?

Мёртвый лежит у судов, не оплаканный, не погребённый,

Друг мой любимый Патрокл! Не забуду его я, покуда

Между живыми хожу и подошвами землю тревожу!

Если же люди умрут и теряют всю память в Аиде,

390     Буду я помнить и там моего благородного друга!

Лучше, ахейцы, сейчас мы победную песню исполним

И повлечём к кораблям быстролётным кровавое тело.

Славу добыли уж мы! Нами свержен божественный Гектор!

Трои сыны на него, как на бога, молились в сраженьях!»

 

395     Тут вдруг для Гектора он недостойное дело задумал:

Сам на ногах у него проколол тело у сухожилий

Возле лодыжек и пят, и, продев там ремни, – к колеснице

Тело его привязал, голова чтоб в пыли волочилась.

Встал в колесницу, доспех, напоказ поднимая, прекрасный,

400     Плетью ударил коней. Полетели послушные кони.

Пыль тут столбом поднялась над землёй от влекомого тела;

Чёрные кудри в пыли растрепались; прекрасная прежде,

Бьётся в пыли голова Приамида. Врагам Олимпиец

Дал надругаться над ним после смерти в его же отчизне!

405     Вся голова у него почернела от грязи. Гекуба

Волосы, плача, рвала уж седые, с себя дорогое

Сбросила прочь далеко покрывало, рыдая о сыне.

Горько рыдал и отец престарелый. И граждане тоже

Подняли горестный плач; всюду в городе плач раздавался.

410     Будто бы весь Илион снизу доверху, с края до края,

Весь был охвачен огнём, пожирающим пламенем грозным!

Стражи держали с трудом исступлённого горем Приама:

Рвался из города он, за ворота Дарданские, в поле.

Он отпустить умолял, падал в изнеможенье на землю,

415     Всех он просил, называл он по имени каждого мужа:

«Други, пустите меня одного, не заботясь, пустите

Выйти из города! Я лишь пойду к кораблям мирмидонским;

Буду убийцу молить, сердцем мрачного мужа, злодея.

Может быть, сжалится он над годами моими, над дряхлой

420     Старостью: он ведь как все, – человек, ждёт отец его дома,

Старец Пелей, что его породил и взлелеял на горе

Гражданам Трои, стократ – к жесточайшему горю Приама!

Сколько сынов у меня он похитил во цвете их жизни!

Плачу о каждом из них, но об этом одном – больше прочих,

425     Скорбь о котором сведёт меня скоро в обитель Аида!

О милый Гектор! Хотя б на руках ты отцовских скончался!

Души б насытили мы, над усопшим рыдая и плача,

Мать, что тебя родила, горемычная, также и сам я!»

 

Так говорил он в слезах. Горожане с ним вторили плачу.

430     Горестный вопль подняла средь унылых троянок Гекуба:

«О, сын мой милый, зачем злополучной мне жить для страданий,

Если тебя уже нет?! Дни и ночи в родном Илионе

Славой моею ты был! Был всеобщей надеждой, защитой

Жён илионских, мужей! Все тебя принимали, как бога!

435     Чтили при жизни тебя, был ты нашей великою славой!

Но и тебя злая Смерть с горькой Участью всё же настигли!»

 

Так говорила в слезах. Но ещё не слыхала супруга

Гектора вести о нём; не явился ещё в дом к ней вестник,

Весть объявить, что супруг за воротами в поле остался.

440     В дальнем покое дворца она ткала прилежно двойную

Цвета пурпурного ткань, рассыпая цветные узоры.

Прежде велела она двум прислужницам пышноволосым

Жаркий огонь развести под великим треножником, чтобы

Гектору ванна была уже тёплой, когда он вернётся.

445     Бедной, не думалось ей, что его далеко от купальни

Свергла Ахилла рукой светлоокая дева Афина.

Вдруг услыхала она завыванья и вопли на башне;

Вздрогнула, выпал из руки на пол ткацкий челнок; и в тревоге

Встав, говорила она двум прислужницам пышноволосым:

450     «Обе идите за мной! Посмотреть хочу, что там случилось.

Слышу свекрови я крик препочтенной: заходится сердце,

Вырваться хочет, стучит; и от страха колени слабеют!

Близкая, видно, беда Приамидам сейчас угрожает...

О, чтоб подобную весть не услышать мне! В страхе дрожу я.

455     Уж не отрезал ли вдруг от высоких стен Гектора страшный

Богоподобный Ахилл одного, и не гонит ли полем?

Может, отвагу его роковую, которой он дышит,

Тот укрощает копьём? Ведь в толпе не скрывается Гектор:

Первым летит на врага, никому не уступит в геройстве!»

 

460     Это сказав, из дворца устремилась, подобно менаде,

С сердцем, щемящим в груди. Вслед за нею спешили служанки.

Быстро на башню взошла, пролетев через толпы народа;

Встала, взглянула со стен, и увидела вдруг, как по полю

Тело волочат в пыли; как безжалостно бурные кони

465     Полем его волокли к кораблям быстролётным ахеян.

Чёрная, мрачная ночь тут покрыла глаза Андромахи.

Навзничь упала она и, казалось, что дух испустила.

Спала с её головы диадема, рассыпались камни;

Ленты слетели, тесьма золотая с прозрачной вуалью

470     И ожерелье монет золотых – Афродиты подарок

В день, как царевну, её, шлемоблещущий Гектор из дома

У Этиона царя взял, дав тестю огромнейший выкуп.

Тут же столпились вокруг и золовки её, и невестки,

Бледную держат они, чуть живую, убитую горем.

475     В чувство пришла лишь едва, и вздохнула всей грудью, как тут же

Горько рыдать принялась средь троянок, и так говорила:

«Гектор! О, горе моё! Мы с тобой с одинаковой долей

Оба родились на свет: в Илионе – ты, в доме Приама;

В Фивах же – я родилась, возле склонов лесистого Плака,

480     В доме отца моего, Этиона; воспитывал с детства

Бедный несчастную дочь. О, зачем же на свет я родилась!

Нынче спускаешься ты, мой супруг, в дом подземный Аида,

В бездну земную, навек оставляешь меня безутешной

В доме несчастной вдовой! И от нас, злополучных, рождённый

485     Сын наш теперь – сирота! О мой Гектор, увы, ты не будешь,

Павшим, отрадой ему в этой жизни, и он тебе – тоже!

Если спасётся он сам от войны многослёзной ахейской,

В будущем всё же лишь труд его ждёт беспрерывный и горе,

Так как, и дом сироты, и поля чужеземцы захватят.

490     День, что сиротство принёс, отвернёт и товарищей детства;

Бродит один сирота: в землю – взгляд, щёки – слёзы омыли.

Если приходит в нужде в дом к отцовским друзьям он, просящий,

То за подол лишь одежд он смиренно касается, бедный.

Кто-нибудь, сжалясь, из них сиротливому в кубке остатки

495     Даст, только губы смочить, а уж нёбо во рту он не смочит.

Чаще же с пира его гонит тот, чьи родители живы,

Сверстник его; и толкнёт, и обидное вслед скажет слово:

— Прочь убирайся! Не твой здесь пирует с друзьями родитель! —

Плачущий к матери он возвратится, к вдове безутешной,

500     Астианакс мой родной! Он всегда у отца на коленях

Мозгом питался ягнят, также салом овец среброрунных;

Если же сон обнимал, утомлённого играми детства, –

Сладко в объятиях спал он кормилицы нежной, в постели

Мягкой и пышной своей, удовольствие сердцем вкушая.

505     Что испытает теперь он, лишённый отца, бедный мальчик

Астианакс наш родной? Так его называют трояне,

Так как, один ты всегда защищал и ворота, и стены.

Нынче у вражьих судов ляжешь ты, далеко от родимых.

Тело нагое твоё псы порвут и закончат пир черви!

510     Там не укрыт ты, а здесь, в твоём доме, здесь сколько одежды:

Тонких хитонов, плащей, дивно сотканных женской рукою!

Все их, несчастная я, теперь брошу в огонь ненасытный!

Ты бесполезными их сделал, в них ты лежать уж не будешь!

Все их во славу тебе я сожгу средь троян и троянок!»

 

515     Так говорила она, плача. Плакали с нею троянки.