Так охраняло свой стан войско Трои. Но, посланный свыше,

Ужас ахейцев объял, этот спутник дрожащего бегства;

Самым отважным из них нестерпимая грусть гложет души.

Будто бы шумный Борей и Зефир, что из Фракии дуют,

5         Понт многорыбный легко растревожили, два быстрых ветра;

Вдруг со свирепством они налетят: почерневшие зыби

Грозно холмятся кругом, хлещут водоросль, тину из моря, —

Так же и души в груди благородных данаев терзались.

 

Царь Агамемнон пронзён был печалью глубокою в сердце,

10       Мрачен ходил, посылал он глаша́таев звонкоголосых

К сбору вождей приглашать, но велел, чтобы каждого мужа

Тихо по имени звать, не кричать. Он и сам так трудился.

Вот на совете сидят все уныло. Тут царь Агамемнон

Встал: слёзы льются рекой, будто горный поток черноводный

15       Вниз со стремнистой скалы бурно льёт свои мрачные воды.

Стонов глубоких своих не скрывая, сказал он данаям:

«Други мои! О, вожди и властители храбрых данаев!

Зевс громовержец меня в неизбежную гибель толкает!

О, вероломный! Ведь он прежде зна́менье дал и обет мне,

20       Что возвращусь я домой разрушителем Трои твердынной;

Нынче ж прельщён он другим, злым намереньем: грозно велит мне

В Аргос бесславно бежать, погубив здесь так много народа!

Да, без сомнения, так всемогущему Зевсу угодно.

Много уже городов сокрушил он высоких и крепких.

25       Много ещё сокрушит: беспредельно могущество Зевса.

Слушайте, други мои! Что велю я сейчас, – повинуйтесь!

Нужно бежать! Так скорей возвратимся ж в отечество наше!

Нам не разрушить, увы, с площадями широкими Трои!»

 

Так он сказал. И кругом все сидели в глубоком молчаньи.

30       Долго безмолвные так просидели уныло данаи.

Тут наконец средь вождей слово взял Диомед благородный:

«О, Агамемнон Атрид! На твои неразумные речи

Я возражу, не сердись, на собраньях позволены споры.

Храбрость мою порицал ты недавно пред ратью ахейской:

35       Робким меня называл, невоинственным. Правду ль сказал ты, –

То аргивянам вполне всем известно, и юным, и старцам.

Видно, один только дар дал тебе хитроумный Кронион:

Скипетром власти владеть разрешил он тебе перед всеми.

Твёрдости ж духа не дал. В ней верховная власть человека!

40       О, малодушный! И ты вправду веришь, что мы, аргивяне,

Так малосильны и так невоинственны, как говоришь ты?

Если так пламенно сам ты желаешь домой возвратиться, –

Мчись! Корабли для тебя возле моря давно уж готовы,

Множество ты их пригнал из Микен. Мчись! Дорога открыта!

45       Только останутся здесь все другие герои ахейцев,

Трои пока сильной в прах не разрушим!.. Когда и другие

Вдруг захотят убежать с кораблями в родную отчизну, –

Я и Сфенел, мы вдвоём здесь останемся, будем сражаться,

Троя пока не падёт! Ибо с богом пришли мы под Трою!»

 

50       Так он сказал, дружный крик одобренья ахейцев он встретил.

Всех восхитили слова Диомеда, смирителя коней.

Встал между ними тогда благомысленный Нестор, сказал он:

«О, сын Тидея! Ты, как в битвах яростных воин храбрейший,

Так и в советах, среди своих сверстников, мудрый советник.

55       Речи твоей здесь никто не осудит из храбрых данаев,

Не возразит ничего. Только речь до конца не довёл ты.

Молод ещё ты, когда б был мне сыном, то – младшим из младших,

Так, без сомненья. Но ты, Диомед, говорил здесь разумно

Между аргивских царей: ибо ты говорил справедливо!

60       Я же теперь, пред тобой так гордящийся старостью жизни,

Слово окончу твоё, так, как надо. Никто из ахеян

Речь не осудит мою, даже сам Агамемнон державный.

Тот беззаконен всегда, тот безродный, бездомный скиталец,

Кто ненавистные всем любит междоусобные войны!

65       Но покоримся теперь наступающей сумрачной ночи:

Войску пора вечерять; ну а стража ночная пусть выйдет,

Встанет вокруг возле рва за стеною, да смотрит пусть зорко.

Стражу на юношей я возлагаю. А после немедля

Ты, Агамемнон Атрид, ты, державнейший царь между нами,

70       Пир для старейшин устрой. То прилично тебе и способно:

Стан твой ведь полон вина; аргивяне его от фракийцев

На кораблях каждый день по широкому понту привозят.

Сытно ты всех угости, ты же многих народов властитель.

И на пиру среди всех, кто совет самый лучший подаст нам,

75       Ты и прими тот совет, он теперь для ахеян так нужен, —

Добрый, разумный совет. Ведь враги уже перед судами

Жгут сотни ярких костров! Кто из нас веселится, их видя?

Либо спасёт эта ночь наше воинство, либо погубит».

 

Так он сказал. С ним совет согласился, с почтеньем внимая.

80       В стражу с оружьем в руках устремились ахейские мужи:

Нестора сын, Фразимед, над пилосским народом правитель;

С ним – Аскалаф, Иялмен, – сыновья мужегубца Ареса,

Критский герой Мерион, Деипир, Афарей нестрашимый,

Также и вождь Ликомед благородный, Крейонова отрасль.

85       Семь предводили вождей эту стражу; за каждым, – по сотне, –

Юноши стройно текли, ввысь стремились их длинные копья.

К месту придя, между рвом и стеной, посредине расселись;

Там разложили костры, каждый сам себе ужин готовил.

 

Царь Агамемнон на пир в свой шатёр всех старейшин уводит.

90       Там уже ужин готов, и обильный, и сердцу приятный.

К разнообразию яств руки тянут герои охотно.

После того, как едой и питьём голод все утолили,

Первым поднялся меж них, чтобы снова слагать помышления,

Нестор, который всегда восхищал превосходством советов.

95       Он, благомысленный, так говорил среди пира ахейцам:

«Славою светлый Атрид, повелитель мужей Агамемнон!

Слово начну я с тебя и окончу тобою, могучий.

Многих народов ты царь, и тебе поручил Олимпиец

Скипетр, законы. Ты суд и совет возвещаешь народу.

100     Более всех у тебя долг – не только велеть, но и слушать,

И исполнять чью-то мысль, если мысль та, внушённая сердцем,

Доброе войску сулит. Чью же мысль предпочесть – сам решай ты.

Я же теперь вам скажу то, что мне представляется лучшим.

Думаю, мысли такой превосходной, что в сердце ношу я,

105     Вряд ли придумает кто. Я давно её в сердце лелею,

С самого дня, как тогда ты, божественный, взял Брисеиду,

Силой увёл из шатра у Пелида, пылавшего гневом,

И уговорам не внял нашим. Сколько тебя, Агамемнон,

Я отговаривал! Но ты, надменному духу поддавшись,

110     Мужа, что всех нас храбрей, и которого чествуют боги,

Честной награды лишив, обесчестил. Теперь, о великий,

Вместе подумать пора, как его умолить нам, смягчить чтоб

Сердце – богатством даров, душу – дружеской ласковой речью».

 

Тут же ответил ему повелитель мужей Агамемнон:

115     «Старец, ты верно сейчас обличил здесь моё прегрешенье.

Да, в этом грешен, могу ль отрекаться! Тот стоит народа,

Смертный один, Зевс кого вдруг от чистого сердца возлюбит!

Так он его, возлюбив, превознёс, а данаев унизил.

Но, раз уж я согрешил, обуявшего сердца послушав,

120     Сам я заглажу вину и бесчисленный дам ему выкуп.

Здесь, перед вами, дары знаменитые эти исчислю:

Золота дам я ему целых десять талантов, и двадцать

Ярких сосудов больших, семь треножников жара не знавших,

Дам и двенадцать коней, получавших награды на скачках.

125     Истинно вам говорю, тот без бедности, в золоте жил бы,

И не нуждался ни в чём, у кого было б столько богатства,

Сколько наград для меня быстроногие вынесли кони!

Семь непорочных деви́ц, рукодельниц искусных, отдам я,

Лесбосских, тех, что тогда, как разрушил он Лесбос цветущий,

130     Сам я избрал, красотой побеждающих жён земнородных.

Их я отдам; и при них возвращу я и ту, что похитил,

Брисову дочь; и притом я клянусь величайшею клятвой,

Что не успел с ней ещё возлежать, и ещё не сближался,

Так, как природой дано быть мужчине и женщине вместе.

135     Это всё дам я сейчас. А потом, как великую Трою

Старца Приама дадут ниспровергнуть нам боги, тогда уж

Пусть он и медью корабль свой и золотом вволю наполнит,

Сам наблюдая за тем, как мы станем делиться добычей.

Также пусть двадцать возьмёт жён троянских себе по желанью,

140     Самых красивых из жён Трои после Елены Аргивской.

Если же в Аргос придём мы, в ахейский свой край благодатный,

Зятем его назову, честью сделаю равным с Орестом,

С сыном единственным, что возрастает в довольстве и неге.

Дочери три у меня в доме пышном моём расцветают:

145     Хризофемиса, ещё Лаодика и Ифианасса.

Пусть он без выкупа ту, что любезнее сердцу придётся,

В дом свой супругой введёт; а приданое сам я за нею

Славное выдам, никто из отцов столь не даст за невестой.

Семь подарю городов, процветающих, многонародных:

150     Гиру, где много травы сочной, Энопу и Кардамилу,

Феры священные дам, и Анфею с глубокой долиной,

Гроздьями венчанный дам ему Педас с Эпеей прекрасной.

Все у приморья они, рядом с Пилосом дивным, песчаным.

Овцами жители их и волами довольно богаты,

155     Будут дарами они его чествовать, будто бы бога,

Будут под скипетр его приносить богатейшие сборы.

Выполню всё, как сказал, если тут же вражду он оставит.

Пусть примирится! Аид средь богов несмирим, непреклонен;

Но для людей он за то ненавистнее всех из бессмертных.

160     Пусть мне уступит Ахилл так, как следует! Выше я властью,

Старше годами, и тем перед ним справедливо горжусь я».

 

Так он сказал. И ему отвечал Нестор, всадник геренский:

«Славою светлый Атрид, повелитель мужей Агамемнон!

Истинно щедрые ты хочешь сделать подарки Пелиду.

165     Благо, друзья! Поспешим, изберём же послов поскорее,

Пусть поспешат они в стан к Ахиллесу царю с этой вестью.

Или позвольте, я сам изберу их; они согласятся:

Феникс, любимец богов, предводителем будет посольства;

С ним – Теламонид Аякс, также – царь Одиссей благородный;

170     Годий же и Эврибат пусть, как вестники, шествуют с ними.

На руки дайте воды, сотворите святое молчанье;

Зевсу помолимся, пусть он помилует нас, всемогущий!»

 

Так он сказал. Речь его всем вокруг показалась приятной.

Вестники тут же царям руки чистой водою омыли;

175     Юноши, тёмным вином наполнявшие доверху чаши,

В кубках вино разнесли всем, начав с тех, кто с правого края.

В жертву бессмертным возлив, сами выпив, сколь сердце желало,

Вместе поднялись послы, поспешили из стана Атрида.

Много им Нестор давал всем советов, и даже глазами

180     Каждому он подмигнул, но особенно сыну Лаэрта:

Чтобы им всё испытать, но склонить Ахиллеса героя.

 

Берегом вышли послы несмолкаемошумного моря,

Пылко молясь по пути, чтоб объемлющий землю Кронион

Как-то помог им смягчить слишком гордое сердце Пелида.

 

185     В стан мирмидонцев придя, к их судам, и найдя там героя,

Видят, что сердце своё услаждает Пелид звонкой лирой,

Пышной, изящной, цветной, и с серебряной на́кольней сверху.

Взял он с трофеем её, когда город разбил Этиона.

Лирой он дух услаждал, воспевая деянья героев.

 

190     Рядом Патрокл Менети́д с ним один лишь сидел, он безмолвно

Ждал Эакида, пока тот свои песнопения кончит.

Тут подошли к ним послы, впереди Одиссей многоумный;

Встали напротив и ждут. Ахиллес изумлённый поднялся

С лирой в руках, и к друзьям устремился он с радостным сердцем.

195     С ним и Менетиев сын, лишь увидел пришедших, поднялся.

Руки навстречу простёр и сказал Ахиллес быстроногий:

«Здравствуйте! Истинно вы мне друзья! Знать, нужда привела вас!

Даже и гневному мне из ахеян любезнее всех вы!»

 

Так он сказал. Пригласил в свой шатёр их Пелид благородный;

200     В кресла там всех посадил, на коврах дивнокрасных стоявших;

И обратился потом он к Патроклу, стоявшему рядом:

«Чашу побольше, мой друг, Менети́д, для гостей принеси-ка;

Цельного нам раствори и поставь перед каждым по кубку:

Милые сердцу друзья собрали́сь вдруг под крышей моею!»

 

205     Так он сказал, и Патрокл покорился любезному другу.

Сам же огромный лоток положил он к огню, ближе к свету.

В нём разложил он хребты от овцы и козы утучнелой,

Бросил и окорок к ним он от борова, жиром блестящий;

Их Автоме́дон держал, Ахиллес же разделывал ловко,

210     После дробил на куски и вонзал их на вертел искусно.

Жаркий огонь между тем разводил Менетид боговидный.

Чуть лишь огонь ослабел и багряное пламя поблекло,

Угли Пелид поразгрёб, вертела разложи́л на подпорке,

Прямо над жаром, затем всё священною солью посыпал.

215     Мясо, обжарив кругом, на обеденный стол он поставил.

Тут же расставил Патрокл по столу хлеб в красивых корзинках.

Яства же сам для гостей разделил Ахиллес благородный.

После за дружеский стол сел напротив царя Одиссея.

Но не забыл и богов, жертву жителям неба воздать он

220     Другу Патроклу велел; тот в огонь жаркий бросил начатки.

К сладостным яствам тогда дружно руки тянули герои.

После того, как едой и питьём голод все утолили,

Фениксу тайно Аякс по́дал знак; Одиссей то заметил,

Кубок наполнил вином и сказал, взяв за руку Пелида:

225     «Здравствуй вовеки, Пелид! В дружных пиршествах нет недостатка

Нам, как под царским шатром властелина народов Атрида,

Так же и здесь, у тебя. Изобилен твой стол, сладко сердцу

Здесь, на пиру. Но теперь не о пиршествах радостных дело.

Близкую гибель себе мы, питомец Крониона, видим.

230     В трепете мы. Как узнать: корабли мы спасём от сожженья

Или погубим, когда не оденешь доспехов ты грозных!

Близко уже к кораблям, под стеною раскинули стан свой

Гордые Трои сыны и друзья иноземные Трои.

В стане без счёта огни зажигают, грозятся, что больше

235     Не удержать их ничем, что как гром на суда наши грянут.

Им же и зна́менья Зевс благовестные грозно являя,

Молнии мечет свои! Гектор силой ужасной кичится,

Буйно свирепствует он, опираясь на Зевсову силу;

Смертных и даже богов презирает он в бешенстве страшном.

240     Молится: лишь бы скорей появилась румяная Эос;

Хвалится завтра срубить с кораблей кормовые их гребни,

Пламенем бурным пожечь корабли и самих нас, ахеян,

Всех перед ними избить, удушаемых дымом пожара.

Этого я и боюсь. Пусть уж гордых угроз Приамида

245     Боги не осуществят; пусть не будет судьбы нам ужасной

Гибнуть под Троей, вдали от отчизны, от Аргоса!.. Слушай,

Храбрый, восстань же, Пелид, если хочешь избавить ахеян,

Столь утеснённых теперь, ты от ярости толпищ троянских!

После тебе ж самому будет горько, когда ты промедлишь,

250     Зло допустив; исправлять будет поздно. Уж время настало!

Поторопись, и тогда страшный день отвратишь от ахеян!

Друг! Не тебе ли Пелей заповедовал, старец, родитель,

В день, как из Фтии тебя посылал он к Атрееву сыну:

— Доблесть, мой сын, даровать и Афина, и Гера богиня

255     Могут, когда захотят; только помни: в груди своей жаркой

Гордую душу всегда ты обуздывай, — кротость любезней.

Распри злотворной всегда ты чуждайся. Пусть больше и больше

Чтят меж ахеян тебя наравне молодые и старцы. —

Так наставлял он тебя. Ты ж забыл всё. Смягчись и послушай,

260     Гнев сокрушительный свой отложи! И тебе Агамемнон,

Если оставишь ты гнев, даст даров многоценных немало.

Хочешь, послушай, тебе перечислю я перед друзьями,

Сколько даров обещал Агамемнон тебе знаменитых:

Золота даст он тебе целых десять талантов, и двадцать

265     Ярких сосудов больших, семь треножников жара не знавших,

Даст и двенадцать коней, получавших награды на скачках.

Истинно он говорит, тот без бедности, в золоте жил бы,

И не нуждался ни в чём, у кого было б столько богатства,

Сколько наград для него быстроногие вынесли кони!

270     Семь непорочных деви́ц, рукодельниц искусных, отдаст он,

Лесбосских, тех, что тогда, как разрушил ты Лесбос цветущий,

Сам он избрал, красотой побеждающих жен земнородных.

Их он отдаст; и при них возвратит он и ту, что похитил,

Брисову дочь; и притом величайшею клятвой клянётся,

275     Что не успел с ней ещё возлежать, и ещё не сближался,

Так, как природой дано быть мужчине и женщине вместе.

Всё это даст он сейчас. А потом, как великую Трою

Старца Приама дадут ниспровергнуть нам боги, тогда уж

Даст он и медью корабль твой и золотом вволю наполнить,

280     Сам ты за тем наблюдай, как мы станем делиться добычей.

Также ты двадцать возьмёшь жён троянских себе по желанью,

Самых красивых из жён Трои после Елены Аргивской.

Если же в Аргос придём мы Ахейский, в свой край благодатный,

Зятем тебя назовёт, честью сделает равным с Орестом,

285     С сыном единственным, что возрастает в довольстве и неге.

Дочери три у него в доме пышном его расцветают:

Хризофемиса, ещё Лаодика и Ифианасса.

Даст он без выкупа ту, что любезнее сердцу придётся,

В дом твой супругой ввести; а приданое сам он за нею

290     Славное выдаст, никто из отцов столь не даст за невестой.

Семь городов даст тебе, процветающих, многонародных:

Гиру, где много травы сочной, Энопу и Кардамилу,

Феры священные даст, и Анфею с глубокой долиной,

Гроздьями венчанный даст тебе Педас с Эпеей прекрасной.

295     Все у приморья они, рядом с Пилосом дивным, песчаным.

Овцами жители их и волами довольно богаты,

Будут дарами они тебя чествовать, будто бы бога,

Будут под скипетр тебе приносить богатейшие сборы.

Выполнит тут же он всё, если сразу вражду ты оставишь.

300     Если ж ещё для тебя ненавистен Атрид Агамемнон,

Он и подарки его, — пожалей хоть других ты ахейцев,

В стане теснимых врагом. И тебя, как бессмертного бога,

Рати почтут; между них ты покроешься славой великой!

Гектора ты поразишь! Сам к тебе он приблизится в битве,

305     В буйстве безумном своём. Он уже никого не считает

Равным себе среди нас, сколь ни есть нас, данаев, под Троей!»

 

Так он сказал. И ему отвечал Ахиллес быстроногий:

«О, благородный герой, Одиссей Лаэртид многоумный!

Должен я мысли свои пред тобою раскрыть откровенно,

310     Что на уме у меня, что исполню, — чтоб вы перестали

Вашим жужжаньем скучать мне, один за другим приступая:

Тот ненавистен мне муж, как врата ненавистного ада,

Кто говорит мне одно, а в душе он скрывает другое.

Я же вам прямо скажу, что теперь почитаю я лучшим:

315     Нет, ни могучий Атрид, ни другие, надеюсь, данаи

Сердце моё не смягчат. И какая тому благодарность,

Кто беспрестанно с врагом в битвах страшных без устали бился!

Равная доля у вас нерадивцу и рьяному в битве;

Так же и честь всем одна воздаётся, и робким и храбрым!

320     Вам всё равно кто умрёт, что бездельник, что сделавший много!

Где мне награда за то, что понёс я на сердце в сраженьях,

Что ежедневно свою подвергал я опасностям душу?

Птица беспёрым птенцам своим корм добывает усердно,

В клюве им носит поесть, и что трудно самой, — забывает.

325     Так же под Троей и я: сколь ночей здесь провёл я бессонных,

Сколько кровавых провёл дней на сечах жестоких, смертельных,

Храбро сражаясь с врагом из-за женщин Атридов надменных!

На кораблях разорил городов многолюдных двенадцать;

Пешим одиннадцать их разорил в многоплодной Троаде.

330     В каждом из тех городов драгоценнейших много сокровищ

Я добывал, их сюда принося, властелину Атриду

Всё отдавал. Он же сам лишь в тылу, при судах, оставаясь,

Их принимал, и себе много брал, выделял же нам мало.

Несколько выдал из них как награды царям и героям.

335     Целы награды у всех; у меня ж одного её отнял – 

Женщину, милую мне; и теперь наслаждается ею

Царь сладострастный! За что ж против Трои воюют аргивцы?

Войско зачем собирал Агамемнон и вёл на Приама?

Разве не ради одной дивнокудрой прекрасной Елены?!

340     Или же любят супруг непорочных из всех земнородных

Только Атрея сыны? Добродетельный муж и разумный

Каждый свою бережёт, каждый любит, как я Брисеиду.

Я Брисеиду любил, несмотря, что оружием добыл!

Нет, он меня обманул, и награду из рук моих вырвал.

345     Пусть не прельщает! Теперь его знаю, уже не обманет!

Пусть он с тобой, Одиссей, и с другими царями ахеян

Думает, как от судов отвратить пожирающий пламень.

Истинно, многое он и один, без меня, уже сделал:

Стену для вас взгромоздил, также ров перед нею он вывел

350     Страшно глубокий, и внутрь его колья, в широкий, наставил!

Но бесполезно! Ему мощность Гектора, людоубийцы,

Не укротить. Я пока средь аргивцев на поле сражался,

Битву далёко от стен начинать не решался и Гектор:

Только у Скейских ворот воевал, и у дуба. Однажды

355     Встретились там, он едва избежал моего нападенья.

Больше уж с Гектором я воевать не намерен. И завтра,

Зевсу воздав, и другим небожителям должные жертвы,

Я нагружу корабли и немедля спущу их на волны.

Если желаешь, и есть тебе дело до этого, – завтра

360     С ранней зарею смотри, как по рыбному понту помчатся

Быстро мои корабли под дружиной, налегшей на вёсла.

Если же даст Посейдон мне счастливое плаванье, – значит

Точно на третий уж день я достигну и Фтии холмистой.

Там мне довольно всего, что я бросил, сюда увлекаем.

365     Но и отсюда везу много золота, меди багряной,

Пышноодетых деви́ц пленных, также седое железо;

Всё, что по жребию взял. Но без той, что он сам даровал мне,

И, оскорбляя меня, сам потом и отнял гордый властью!

Так передайте ему всё, что я вам сказал, всё до слова.

370     И перед всеми! Пускай и другие, как я, негодуют,

Если кого обмануть из ахеян ещё он желает,

В жадном бесстыдстве горя́! Ну а что до меня, я надеюсь,

Он, хоть и наглый, как пёс, но в лицо мне смотреть не посмеет!

С ним не хочу я никак сообщаться, ни словом, ни делом!

375     Раз он, коварный, меня обманул, оскорбив, но вторично

Слову его веры нет! И довольно с него! Пусть теперь он

Здесь погибает! Лишил его разума Зевс промыслитель.

Даром гнушаюсь его! И его самого презираю!

Пусть бы он мне предлагал даже в десять и в двадцать раз больше;

380     Сколько имеет и сам, даже сколько ещё он накопит;

Даже хоть всё, что несут в Орхоме́н или Фивы Египта,

Город, где люди в домах держат много сокровищ бессчётных,

Город, где есть сто ворот, и из каждых ворот там по двести

На быстроногих конях выезжает мужей в колесницах;

385     Даже пусть столько даёт, сколько есть здесь песку или праха, —

Сердце и этим моё не преклонит Атрид Агамемнон,

Прежде чем всей не сведёт он терзающей душу обиды!

Дочь Агамемнона я не хочу брать в супруги! Пусть даже

Если она красотой с золотой Афродитою спорит,

390     Если искусством работ светлоокой Афине подобна, —

В жёны её не возьму! Пусть в мужья ей найдёт он другого,

Кто ему более мил, и кто царственной властью повыше.

Если же боги меня сохранят, и вернусь в дом родной я,

Там мой родитель Пелей сам жену мне отыщет не хуже.

395     Много ахеянок есть и в Элладе, во Фтии счастливой,

Знатных отцов дочерей, городов и земель властелинов:

Сердцу любую из них назову я супругою милой.

Там… о, как часто моё благородное сердце желает,

Брачный союз совершив, с непорочною милой супругой

400     Долго и счастливо жить, как отец мой Пелей, мудрый старец.

Думаю, с жизнью ничто не сравнится: пусть даже богатства,

Чем Илион, говорят, изобиловал, — город, богатый

В прежние мирные дни, до нашествия рати ахейской;

Даже сокровища те, что под каменным сводом хранятся

405     В храме метателя стрел Аполлона, в Пифоне скалистом.

Всё можно приобрести: и волов, и овец среброрунных,

Можно прекрасных коней обрести, золотые треноги;

Только вот душу назад возвратить невозможно; не купишь

И не поймаешь её вновь, когда улетит вдруг однажды.

410     Сереброногая мать моя мне возвестила, Фетида:

Жребий двойной у меня, что ведёт к гробовому пределу:

Если останусь я здесь, перед Троей высокой сражаться, —

Мне не вернуться домой, зато слава моя не погибнет.

Если же в дом возвращусь я, в любезную землю родную,

415     Слава погибнет моя, зато будет мой век долголетен,

И преждевременно Смерть роковая меня не настигнет.

Я бы и всем остальным посоветовал это же сделать:

Плыть поскорее домой. Никогда вы конца не дождетесь

Трои высокой: над ней грозных молний метатель Кронион

420     Руку свою распростёр, и возвысилась дерзость троянцев.

Вы ж возвращайтесь, и там, в стане, всем благородным данаям

Мой возвестите ответ слово в слово, как должно посланцам.

Пусть на совете другой и вернейший придумают способ,

Как им спасти и суда, и ахейский народ, утеснённый

425     Возле своих кораблей мореходных. А то, что хотели,

Будет без пользы войскам, так как я непреклонен во гневе.

Феникс останется здесь. Пусть у нас старец мирно ночует;

Завтра со мной в кораблях отплывёт он к любезной отчизне,

Если захочет того, — я неволить его не намерен».

 

430     Так он сказал. И вокруг все молчание долго хранили.

Всех его речь потрясла. Говорил он сурово и грозно.

Между послов, наконец, слово Феникс взял. Слёзы роняя,

Конник седой о судах волновался ахейских; сказал он:

«Если на сердце, Пелид благородный, себе положил ты

435     Мысль возвратиться домой, и от наших судов ты не хочешь

Страшный огонь отразить, — если гнев захватил твою душу, —

Как, о, возлюбленный сын, без тебя я один здесь останусь?

Вместе с тобою меня посылал Эакид, твой родитель,

В день, как из Фтии тебя отпускал к Агамемнону в войско.

440     Юный ты был и ещё неискусен в войне, тяжкой людям;

Опыт собраний не знал, где достойные славятся мужи.

С тем он меня и послал, чтоб всему мог тебя научить я:

Чтоб ты оратором слыл и делами чтоб был знаменитый.

Нет, мой возлюбленный сын, без тебя не могу, не желаю

445     Здесь оставаться. И пусть хоть сам бог посулит, всемогущий,

Старость совлечь и опять возвратить мне цветущую юность:

Годы, когда я бежал из Эллады, что жён красотою

Знатна, от злобы отца, Аминтора, от грозного старца.

Гневался он на меня из-за девушки пышноволосой:

450     Страстно её он любил, чем жестоко бесславил супругу,

Мать мою; ноги она, обнимая мне, сильно молила

С девушкой раньше возлечь, чтобы стал ненавистен ей старец.

Я покорился. И вот, мой отец скоро это заметил,

Начал меня проклинать, умоляя ужасных Эринний,

455     Чтоб на колени свои он не взял вовек милого сына,

Мной порождённого. Что ж, то проклятье исполнили боги,

Тот, что царит под землей, и безжалостная Персефо́на.

В гневе убить я отца изощрённою медью решился.

Боги ж, мой гнев укротив, мне представили ясно, какая

460     Будет в народе молва и какой мне позор будет, если

Отцеубийцей меня прозовут аргивяне в потомках!

Но с той поры для меня уже стало несносно с тоскою

В доме скитаться родном и встречаться с отцом раздражённым.

Все домочадцы, друзья, что меня окружали, – все дружно

465     Силились общей мольбой удержать меня в доме отцовском.

Много и тучных овец, и тяжелых волов круторогих

Было зарезано; и по двору на огнях обжигались

Многие туши свиней, белым туком блестящие; также

Выпито много вина было там из кувшинов отцовских.

470     Девять ночей вкруг меня непрерывно они ночевали;

Целые ночи не гас в нашем доме огонь, так как даже

Стражу держали они, и сменялись: один — возле входа

В двор крепкостенный, другой — сторожил у дверей моей спальни.

Но на десятую ночь, что дала в темноте мне свободу,

475     В спальне своей я сломал затворённые мастерски двери,

Вышел тихонько во двор и стремглав сиганул через стену.

И не заметил никто из домашних, меня стерегущих.

После я долго бежал по обширным просторам Эллады.

И лишь во Фтию придя, мать холмистую стад густорунных,

480     Прямо к Пелею царю я пошёл. Он меня благосклонно

Принял и так полюбил, как отец любит сына родного,

Если он поздно рождён, и один, и всех благ он наследник.

Сделал богатым меня, и народ многочисленный вверил.

Там над долопами стал я царём, на окраине Фтии.

485     Там и тебя воспитал я таким, о, подобный бессмертным!

Нежно тебя я любил, и с другим никогда не хотел ты

Выйти на дружеский пир; ничего даже дома не ел ты

Прежде, пока я тебя не возьму на колени и мяса,

Мелко порезав, не дам, и вина я к губам не приставлю.

490     Сколько ты раз, Ахиллес, заливал на груди мне одежду,

Брызжа вином изо рта по неловкости детской. Как много

Я для тебя и забот, и трудов перенёс, как для сына.

Думал я так: раз уж мне боги сына иметь не велели,

Сыном своим я тебя нареку, Ахиллес благородный.

495     Ты и избавишь меня, — думал я, — от беды недостойной.

Сын мой, смири же теперь свою душу! Знай, храбрый не должен

Сердцем немилостив быть! Даже боги, и те умолимы!

А ведь превыше они нас величием, славой, и силой.

Но даже гневных богов славной жертвой, обетом смиренным,

500     Вин возлиянием и сладким дымом курений смягчает

Смертный, что молит, хоть он пред ними виновен и грешен.

Знай, что Молитвы — они есть смиренные дочери Зевса!

Хро́мы они и стары́, робко смотрят косыми глазами.

Вслед за Обидой они, непрестанно в заботах плетутся.

505     Только Обида сильна, ноги крепки её; перед ними

Мчится далёко вперёд и, по всей земле их обгоняя,

Смертных разит. А за ней исцелить спешат смертных Молитвы.

Кто подоспевших хромых дочерей Зевса примет с почтеньем,

Много помогут тому, скоро просьбам молящего внемлют.

510     Если ж отвергнуть богинь, в своей гордости их презирая, —

К Зевсу они прибегут и умолят отца, чтоб Обида

Следом ходила за тем, кто отверг их; наказан тот будет.

Друг мой, воздай же и ты дочерям Зевса должное с честью:

Добрые души всегда склонны с честью воздавать то, что должно.

515     Если б не понял Атрид, не давал бы даров он так много,

Если б упорствовал всё в своём гибельном гневе, как прежде, —

Я не просил бы тебя, чтобы, гнев справедливый отбросив,

Ты защитил аргивян, даже если б и больше нуждались.

Но, осознав, он даров и сейчас, и потом много дарит;

520     С кротким прошеньем к тебе присылает мужей знаменитых,

Избранных средь воевод и любезных тебе средь данаев

Более всех остальных. Не испорти же встречи презреньем,

Слов наших не отвергай. Не без права ты гневался прежде.

И о героях былых, древних, славных мы слышим в легендах,

525     Как на обиды они пылкой злобой горели и гневом.

Все же, однако, дары их смягчали, слова убеждали.

Помню я дело одно, но времен стародавних, не новых:

Здесь, меду вами, друзья, я хочу рассказать, как всё было.

Бились куреты тогда с этолийцев воинственных войском.

530     Яростно бились войска возле стен Калидона высоких.

Жарко за город родной Калидон этолийцы сражались.

Ну а куреты его так же пылко желали разрушить.

Горе такое на них Артемида богиня насла́ла,

В гневе за то, что Иней с плодоносного сада начатков

535     Ей не принёс, а других усладил гекатомбой бессмертных.

Ей лишь одной не принёс, Зевса дочери, должные жертвы.

Может быть, плохо радел и забыл, согрешив безрассудно.

Гневная Зевсова дочь, что любила стрельбой веселиться,

Вепря посла́ла на них, белоклыкого лютого зверя.

540     Он страшный вред наносил, на Инея сады набегая:

Много на землю свалил он плодовых деревьев, с корнями

Вырвав из доброй земли; много яблонь свалил белоснежных.

Зверя убил наконец Инеид Мелеагр нестрашимый;

Вызвал он из городов, что вокруг, звероловов немало

545     С псами сердитыми. С ним малой силой не справиться было, —

Этакий зверь! На костёр погребальный он многих отправил.

Из-за него-то войну и зажгла жесточайшую Феба

Между куретами и этолийцами, сильными духом:

Из-за клыкастой его головы и щетинистой шкуры.

550     Долго, пока Мелеагр многомощный участвовал в битвах,

Плохо куретским войскам приходилось, и были не в силах

В поле сражаться, вне стен, хоть и были сильней, но боялись.

Но вдруг тогда Мелеагр душу гневом наполнил, который

Сердце питает в груди спесью равно – и глупых и умных.

555     Он, на любезную мать, на Алфею озлобился сердцем.

Праздный лежал у своей Клеопатры, супруги прекрасной,

Дочери юной царя Ида и Эвени́ды Марпессы.

(Ид и могуч был и храбр, всех храбрей земнородных в то время.

Поднял он на самого Аполлона свой лук за супругу,

560     Эвена милую дочь, легконогую нимфу Марпессу.

С этого времени дочь и свою Алкио́ной прозвали

В память о том, как её неутешная мать голосила,

Горькую долю неся, – так кричит Алкиона печально, –

Плакала целые дни, как её стреловержец похитил…)

565     Так, у супруги лежал, Мелеагр, гнев питал душевредный.

Страшно был гневен на мать он за то, что в печали так часто

Мать заклинала богов отомстить за убитого брата;

Часто руками она, исступлённая, била о землю

И, на коленях, скорбя, грудь свою обливая слезами,

570     С воплем взывала она к Персефоне с Аидом, моля их

Смерть её сыну послать. И Эриннис во мраке блуждая,

Немилосердная, вдруг её воплю вняла из Эреба…

Вскоре уже у ворот калидонских раздались треск, стуки:

Башни громили враги. Этолийские старцы послали

575     Избранных, лучших, жрецов, умолить, упросить Мелеагра,

Выйти и город спасти. Дар ему обещали великий:

На плодоносной земле, на весёлых полях калидонских,

Взять пятьдесят десятин позволяли ему наилучших,

Где половина земли виноградником пышным покрыта,

580     Ну а другая – пуста и жирна, и пригодна для пашни.

Много его умолял конеборец Иней престарелый;

Сам до порога его почивальни высокой поднявшись,

В створы дверей он стучал и просил, убеждал долго сына.

Много и сёстры его, и почтенная мать умоляли.

585     Пуще упорствовал он. И друзья его долго просили,

Те, кого сам он любил больше всех в Калидоне прекрасном.

Только ничто не смогло побудить его сердце, покуда

Дом не затрясся его от ударов куретских. На башни

Войско куретов взошло, запылал Калидон величавый.

590     Стала тогда умолять Мелеагра жена молодая.

Горько рыдая, она всё ему рассказала, – какие

Беды враги принесли, как бесчинствуют в городе взятом:

Режут в домах горожан, краснопо́ясных жён увлекают

В плен и детей. И огонь пожирает всеядный весь город.

595     Заволновался герой, о деяниях страшных услышав;

Выйти решил на врага и покрылся блестящим доспехом. —

Так Мелеагр отразил день погибельный от этолийцев,

Следуя сердцу. Хотя Мелеагру ещё не отдали

Ценных прекрасных даров. И без них спас людей он и город.

600     Ты ж и не думай о том, сын любезный мой! Пусть же не склонит

К этому мысли твои грозный демон! Погибельней будет

В бурном пожаре спасать корабли. Так прими же подарки!

Выйди, герой! И тебя, словно бога, почтут аргивяне!

Если же ты без даров, по нужде вступишь в бой, то не будет

605     Чести подобной тебе, даже пусть и врагов отразишь ты».

 

Старцу в ответ говорит царь Пелид Ахиллес быстроногий:

«Феникс, отец мой! Поверь, о, божественный, в чести подобной

Я не нуждаюсь. Хочу я быть чествован волею Зевса!

Честь эту я сохраню перед войском, покуда дыханье

610     Будет в груди у меня, пока в силе и руки и ноги.

Вот что ещё я скажу, и слова мои в сердце храни ты:

Душу мою не волнуй, здесь теперь сокрушаясь и плача,

Сыну Атрея чтоб тем угодить. Но его ты не должен

Так уж любить, чтоб не стать ненавистным тому, кем любим ты.

615     Лучше бы сам оскорбил ты того, кто меня оскорбляет!

Царствуй со мной наравне, честь с тобой на двоих мы разделим!

Скажут они мой ответ; ты же здесь оставайся, спокойно

В мягкой постели поспи. Ну а завтра, с восходом с тобой мы,

Вместе подумаем, плыть нам домой, или здесь оставаться».

 

620     Это сказав, подал знак он Патроклу без слов, лишь бровями:

Мягкую старцу постель разостлать, чтоб скорее другие

Засобирались уйти. И тогда Теламонид великий,

Богу подобный Аякс, встал, могучий, и так говорил им:

«Что ж, благородный герой Одиссей Лаэртид многоумный,

625     Время идти! Вижу я, что к желаемой цели беседы

Этим путём не прийти. Но ахейцам как можно скорее

Нужно ответ объявить, хоть совсем он не радостен будет.

Нас ожидают они. Поспешим. Ахиллес мирмидонец

Дикую в сердце вложил, за предел выходящую гордость!

630     Слишком суров он! В ничто ставит даже товарищей дружбу!

Дружбу, какой в стане мы перед всеми его отличали!

Смертный он с чёрствой душой! Даже брат за убитого брата,

Дар за утрату берёт, и отец за убитого сына!

Даже убийца живёт, как и жил, если горе оплатит.

635     Дар же принявший, — свой дух, ждущий мести, и гордое сердце

Должен тогда укротить! Но лишь в сердце твоё бесконечный

Мерзостный втиснули гнев боги ради одной только девы!

Но ведь тебе мы их семь предлагаем, и самых красивых!

Много даров и других! Так смири милосердием душу!

640     Свой хоть шатёр не позорь: мы под кров твой пришли от народа,

Ищем мы дружбы твоей и почтения, ищем защиты.

Просим тебя как друзья, как послы от ахейского войска».

 

Тут же ответил ему гордый царь Ахиллес быстроногий:

«Сын Теламона, Аякс благородный, властитель народа!

645     Ты говорил от души, я почувствовал это. Но, храбрый,

Сердце вскипает моё жарким гневом, лишь стоит мне вспомнить,

Как обесчестил меня перед целым народом ахейским

Царь Агамемнон, ко мне, как к скитальцу, отнёсся презренно!

Так что вернитесь к нему, и мой твёрдый ответ передайте;

650     Так и скажите, что я на кровавую битву не выйду

Раньше, чем сам Приамид браноносный, божественный Гектор,

К стану его не придёт и к широким судам мирмидонским,

Рати ахеян разбив, и пока не зажжёт корабли их.

Здесь же, у ставки моей, перед судном моим чернобоким,

655     Гектор, как он ни свиреп, от сраженья уймётся, надеюсь».

 

Так он сказал. И тогда каждый, молча взяв кубок двуручный,

Молча возлил. И ушли вдоль судов во главе с Одиссеем.

Ну, а Патрокл между тем повелел и друзьям, и рабыням

Фениксу старцу скорей ложе мягкое дружно готовить.

660     И, повинуясь ему, девы спешно и ловко стелили

Пышные руны овец, из нежнейшего льна покрывало.

Феникс покоился там до восхода божественной Эос.

Сам Ахиллес ночевал в доме штаба своей крепкой ставки;

Пленная возле него дева с острова Лесбос лежала,

665     Форбаса юная дочь, Диомеда, прекрасная ликом.

Невдалеке и Патрокл спал с Ифисой своей легкостанной, –

Дар Ахиллеса: её дал Пелид ему в день, как разрушил

Скирос богатый, царя Эниея прекраснейший город.

 

Ну а послы между тем подошли уже к ставке Атрида.

670     Кубками встретили их золотыми ахейцы; навстречу

Им подымаясь один за другим, и расспрашивать стали.

Первым расспрашивать стал повелитель мужей Агамемнон:

«Ну, Одиссей, говори, о, великая слава данаев,

Хочет ли он от судов отразить пожирающий пламень,

675     Или отрёкся, враждой свою гордую душу питая?»

 

Сыну Атрея сказал Одиссей, знаменитый страдалец:

«Славою светлый Атрид, повелитель мужей Агамемнон!

Нет, не желает вражды погасить он. Сильнее, чем прежде,

Пышет он гневом, тебя презирая, дары отвергает.

680     Пусть, говорит, сам Атрид с аргивянами думает вместе,

Как защитить корабли и стеснённое войско ахеян.

И угрожает ещё, что с утра, лишь заря засияет,

Он все свои корабли многовёслые на́ море спустит.

Также и всем остальным он советует это же сделать:

685     Плыть поскорее домой. Вы конца, говорит, не дождётесь

Трои высокой: над ней Зевс Кронион широкогремящий

Руку свою распростёр, — и возвысилась дерзость народа.

Так отвечал Ахиллес. Мои спутники то подтвердят вам, — 

Сын Теламона и два наших вестника, — скажут вам то же.

690     Феникс же там ночевать по приказу Пелида остался.

Завтра он с ним в корабле возвратиться к любезной отчизне,

Если захочет того. Но неволить его он не будет».

 

Так он сказал. И вокруг все молчание долго хранили.

Всех его речь потрясла. Он им грозные вести поведал.

695     Долго в безмолвной тиши, приуныв, все ахейцы сидели;

Встал, наконец, Диомед благородный, и громко сказал он:

«Царь знаменитый Атрид, повелитель мужей Агамемнон!

Лучше бы ты не просил столь уж гордого сердцем Пелида,

Столько давая даров! Без того уже горд он безмерно!

700     В сердце его ты теперь поселил ещё большую гордость.

Ну, да уж кончим о нём! Хоть он едет домой, хоть не едет, —

Снова сражаться начнёт, без сомнения, он, если только

Сердце прикажет ему, и сам бог на сраженье воздвигнет.

Слушайте, что предложу вам, друзья, — то одобрите все вы:

705     Спать отправляйтесь теперь, ободри́в прежде сердце и душу

Пищей и славным вином: придают они силу и храбрость.

Завтра, как скоро блеснёт розоперстая Эос на небе,

Быстро, Атрид, ты построй пред судами и конных, и пеших;

Дух ободри́ им, и сам впереди между первых сражайся!»

 

710     Так он сказал. И вокруг скиптроносцы все криком весёлым

Встретили смелую речь Диомеда, дивясь конеборцу.

Вот, возлиянья богам свершив, разошлись все по ставкам,

И все цари, наконец, дивных снов насладились дарами.