Кончились игры. Народ по своим кораблям разошёлся.

Каждый спешил в свой шатёр, чтобы там подкрепить свои силы

Пищей вечерней, затем – сладким сном. Лишь Пелид безутешный

Плакал, о друге своём вспоминая. Его не касался

5         Всё усмиряющий сон. Беспокойно мечась по постели,

Полный тоски, вспоминал он и силу, и мужество друга,

Сколько страдали они, сколько вместе трудились, сражаясь

В битвах тяжелых с врагом или с волнами бурного моря.

Всё вспоминая в душе, проливал он горячие слёзы.

10       То на спине он лежит, то на бок повернётся, то в ложе

Жарким уткнётся лицом. Наконец, вовсе бросил постель он;

Берегом моря бродил, тосковал. Там и утро он встретил,

Видел, как вышла заря, озарив в пурпур море и берег.

Быстро тогда он запряг в колесницу коней быстролётных,

15       А к колеснице затем привязал и труп Гектора. После

Трижды его протащил он вокруг Менетида могилы.

После ушёл в свой шатёр, успокоившись. Гектора бросил,

Ниц распростёртым в пыли. Только Феб, покровитель, от тела

Мёртвого все отклонял повреждения; так сожалел он

20       Даже о мёртвом о нём. Он укрыл золотою эгидой

Тело героя, чтоб труп, волочась по земле, не терзался.

 

Так надругался Ахилл над божественным Гектором в гневе.

Жалость бессмертных взяла, на такое глядевших с Олимпа.

Тело похитить велят они аргоубийце Гермесу.

25       Это решение все одобряли, но только не Гера,

Также не царь Посейдон, и не дева Паллада Афина.

Им, как и прежде, была ненавистна священная Троя,

Старец Приам и народ, – за вину Александра, который

Двух оскорбил из богинь, что пришли как-то в дом его сельский;

30       Честь он лишь третьей воздал, одарившей его сладострастьем.

 

Вестница утра, Заря, уж двенадцатый раз поднималась;

Тут среди сонма богов Феб поднялся, сказал он бессмертным:

«Неблагодарные вы и жестокие, боги! Не вам ли

Гектор быков и козлов беспорочных пожертвовал много?

35       Вы ж и тела его не хотите спасти от бесчестья!

Не позволяете с ним попрощаться супруге и сыну,

Матери, старцу отцу и согражданам! Пусть бы родные

Тело предали огню и простились последнею честью!

Вы ж помогаете лишь Ахиллесу губителю, боги!

40       Мужу, который изгнал справедливость из сердца и в мыслях,

Всякую жалость отверг! Словно лев, он убийств только жаждет.

Лев своей дерзкой душой с дикой силой стремится и ищет,

Лишь бы где стадо найти у людей, и добычу похитить.

Так и Пелид погубил в себе жалость, и стыд потерял он!

45       Стыд, что несёт для людей также много вреда, как и пользы.

Смертный теряет порой человека роднее и ближе:

Сына в цветущих годах и единоутробного брата;

Плачет о трате своей, но печаль, наконец, утоляет.

Мойры, богини судьбы, терпеливыми сделали смертных.

50       Он же, дыханья лишив боговидного Гектора, вяжет

Труп к колеснице, влечёт вкруг могилы любимого друга!

Делом таким он себе не добудет ни славы, ни пользы!

Только наш гнев навлечёт на себя, не взирая на доблесть,

В ярости дикой своей оскорбляет он землю немую!»

 

55       Гневом пылая, ему отвечала державная Гера:

«Верным бы слово твоё было, серебролукий, когда бы

Мы одинаково их, Ахиллеса и Гектора, чтили!

Гектор от смертных рождён, женской грудью с младенчества вскормлен.

А Ахиллес – славный сын от богини, которую я же

60       И воспитала сама, и взрастила, и милой супругой

В жёны Пелею дала, что любезен для всех нас, бессмертных.

Вы же, бессмертные, все и на свадьбе её пировали,

Сам ты с кифарой там был, друг негодных, всегда вероломный!»

 

К ней обратился тогда Зевс Кронид, собирающий тучи:

65       «Гера, супруга! Ты свой укроти гнев на жителей неба.

Разную честь воздадим мы героям. Однако и Гектор

Средь Илиона сынов был любезнейшим для олимпийцев,

И для меня! Он всегда помнил долг принесения жертвы;

И никогда мой алтарь не лишался ни жертвы обильной,

70       Ни благовоний, ни вин: честь нам должную всем воздавал он.

Но, чтобы тело украсть, и не думайте! От Ахиллеса

Гектора тайно украсть невозможно: к нему мать Фетида

Ходит и ночью, и днём, и заботой его окружает.

Лучше ко мне кто-нибудь из богов призовёт пусть Фетиду;

75       Мудрый совет я ей дам, чтоб склонила она Ахиллеса

Выкуп за Гектора взять от Приама, отдать ему тело».

 

Так он сказал. Словно вихрь с этой вестью умчалась Ирида;

И между Имбром крутым, и утёсистым Самосом в море

Бросилась тёмное; тут весь залив застонал под богиней;

80       В глубь устремилась она, уподобясь свинцовому грузу,

К рогу степного вола что привязан, крючок мчит он книзу

Вместе с наживкой, неся злую гибель, для рыб кровожадных.

В бездне Фетиду она отыскала, в пещере глубокой;

С нею и многих богинь Океана, её окружавших.

85       Горько рыдала она между ними об участи сына,

Что от отчизны вдали должен в Трое холмистой погибнуть.

Встав перед ней, говорит быстроногая дева Ирида:

«Встань, о, Фетида! Тебя Зевс зовёт, непреклонный в решеньях».

 

Сереброногая ей отвечала богиня Фетида:

90       «Что хочет мне приказать бог великий бессмертных и смертных?

Стыдно идти мне к богам, и явиться там в мрачной печали!

Но повинуюсь, иду. Что бы он ни сказал, – будет польза».

 

Так говорила она, облекаясь в одежду печали:

Чёрный-пречёрный покров; нет чернее одежды на свете.

95       Так устремились они. Впереди, словно ветер, Ирида

Быстро неслась. И вокруг расступались шумящие волны.

Вышли на берег они и в широкое небо умчались.

Там и Кронида нашли громовержца. Вокруг и другие

Вечноживущие все восседали блаженные боги.

100     Села близ Зевса она. Уступила ей место Афина;

Кубок с вином золотой и изящный вручила ей Гера

С ласковым словом. Его, осушив, возвратила Фетида.

Тут своё слово сказал Зевс, отец и бессмертных, и смертных:

«Ты поднялась на Олимп, о, Фетида, на скорбь не взирая.

105     Носишь в груди ты печаль безутешную: знаю, богиня.

Всё же я должен сказать, для чего тебя звал на Олимп я.

Девять уж дней, как идёт распря между бессмертными из-за

Мёртвого Гектора и Ахиллеса царя, градоборца.

Тело похитить они просят аргоубийцу Гермеса.

110     Я же, напротив, хочу славу эту отдать Ахиллесу,

Чтобы и впредь сохранить и твоё уваженье и дружбу.

К войску ахейцев спеши и скажи сыну то, что узнала:

Боги, скажи, на него рассердились, и более прочих

Сам я сержусь на него, потому что, свирепствуя сердцем,

115     Гектора возле судов он изогнутых держит доныне.

Если боится меня, пусть вернёт его тело за выкуп.

Я же Ириду пошлю к добродушному старцу Приаму

С вестью, чтоб он к кораблям шёл ахейским для выкупил сына

И Ахиллесу дары нёс большие, – смягчить его душу».

 

120     Так он сказал. И ему покорилась богиня Фетида.

Быстро она понеслась, бросясь вниз с олимпийской вершины.

Вскоре примчалась и в стан. Там, в шатре, она сына находит.

Грустный он тяжко стонал. А друзья его милые тут же

В хлопотах возле него суетились, готовили завтрак,

125     Ими заколот баран тут лежал, густорунный и крупный.

 

Села владычица мать рядом с сыном печальным, скорбящим;

Гладила тихо рукой, и ласкала, и так говорила:

«Милый мой сын! Ну, зачем до сих пор ты, скорбя и тоскуя,

Сердце терзаешь своё? Ты забыл о покое и пище.

130     Было б тебе хорошо насладиться любовью с рабыней…

Жить уж недолго тебе, милый сын мой. Стоят уже близко

И неизбежная Смерть, и Судьба всемогущая с нею.

Выслушай слово моё! Эти вести несу я от Зевса:

Боги, велел он сказать, на тебя рассердились; и сам он –

135     Более всех; потому, что так долго, свирепствуя сердцем,

Гектора возле судов ты изогнутых держишь, не выдашь,

Выкуп приняв! Так отдай его тело, возьми себе выкуп!».

 

Ей отвечая, сказал знаменитый Ахилл быстроногий:

«Пусть будет так! Кто придёт, даст мне выкуп, – тому выдам тело.

140     Раз уж решительно так поступить мне велит Олимпиец».

 

Так, пока возле судов мать и сын говорили об этом, –

Да и о многом другом там плелись их крылатые речи, –

Быстро Ириду Кронид в Илион посылает священный:

«Мчись же, Ирида, скорей! Ты покинь Олимпийские выси,

145     Весть в Илион отнеси добродушному старцу Приаму:

Пусть он к ахейским судам выкупать идёт милого сына,

Пусть Ахиллесу дары отнесёт, чтоб смягчить его сердце.

Но пусть один он идёт, чтоб никто с ним не шёл из троянцев!

Может лишь вестника взять он старейшего, мулами править,

150     Чтобы обратно ему в быстролётной повозке из стана

В город труп сына везти, что убит быстроногим Пелидом.

Думы о смерти и страх пусть при этом его не тревожат:

В спутники старцу дадим бога, агроубийцу Гермеса.

Он и проводит его до шатра Ахиллеса героя.

155     И, лишь его приведёт в ставку он, Ахиллес не захочет

Смерти Приама предать, и другим никому не позволит.

Он не безумный наглец, не привыкший к грехам нечестивец;

Он милосерден всегда и заботлив к молящему мужу».

 

Так он сказал. Словно вихрь с этой вестью умчалась Ирида;

160     К дому Приама сошла и нашла там рыданья и вопли.

Возле отца сыновья во дворе перед домом сидели;

Слёзы ручьями текли, орошая плащи их. А в центре,

Плотно укрытый плащом плакал старец, и прахом покрыты

Были его голова и понурая шея обильно.

165     В горе он на землю пал и грязнил сам себя, оскверняя.

В верхних покоях дворца и невестки, и дочери старца

Плакали, многих других вспоминая защитников славных,

Что под рукой аргивян полегли, погубив свои души.

 

Близко к Приаму царю подошла тихо вестница Зевса;

170     Тихо сказала, но так, что объял трепет все его члены:

«Верь мне, Приам Дарданид! Смелым будь и меня не пугайся!

Весть я сегодня тебе принесла не зловещую вовсе,

С доброю вестью теперь я спешу к тебе, вестница Зевса!

Даже вдали от тебя, о тебе он заботиться в сердце.

175     Зевс Олимпиец велит тебе выкупить Гектора тело.

Ты Ахиллесу дары отвези, чтоб смягчить его сердце.

Только один поезжай, никого не беги из троянцев!

Можешь лишь вестника взять ты старейшего, мулами править,

Чтобы обратно тебе в быстролётной повозке из стана

180     В город труп сына везти, что убит быстроногим Пелидом.

Думы о смерти и страх пусть при этом тебя не тревожат:

В спутники даст он тебе бога, агроубийцу Гермеса.

Он и проводит тебя до шатра Ахиллеса героя.

И, лишь тебя приведёт в ставку он, Ахиллес не захочет

185     Смерти тебя предавать и другим никому не позволит.

Он не безумный наглец, не привыкший к грехам нечестивец;

Он милосерден всегда и заботлив к молящему мужу».

 

Кончив едва, унеслась быстроногая дева Ирида.

Старец Приам повелел, чтоб немедля сыны снарядили

190     Мулов с повозкой и к ней, быстролётной, приделали кузов.

Сам же спустился затем в кладовую со сводом высоким,

Маслом кедровым кругом благовонную, с массой сокровищ;

Так же туда он позвал и супругу Гекубу, сказав ей:

«Волею Зевса ко мне была вестница с высей Олимпа;

195     Выкупить сына идти к кораблям мирмидонским велела;

И Ахиллесу дары отвезти, чтоб смягчить его сердце.

Ну-ка, супруга, теперь вразуми, что ты скажешь об этом?

Сильно меня самого побуждают и сердце, и мысли

Прямо сейчас поспешить в стан огромный ахейский, к судам их».

 

200     Так он сказал. И жена зарыдала, потом отвечала:

«Горе! Твой разум куда подевался, которым когда-то

Славился ты среди царств чужеземных, и в собственном царстве?

Как же ты хочешь один к кораблям мирмидонским явиться

И перед мужем предстать тем, который так много храбрейших

205     Наших сынов умертвил? Может, сердце твоё из железа?

В руки к нему ты едва попадёшь, лишь тебя он увидит,

Тот кровопийца, тот муж вероломный, – пощады не будет!

Он не уважит тебя! Лучше здесь, во дворце мы поплачем,

Пусть и от сына вдали… знать, такую суровая Мойра

210     Выпряла сыну судьбу в день, когда я его породила, –

Долю такую, чтоб псов он насытил от нас в отдаленье,

Перед убийцей своим. О, когда бы я печень убийцы

Вырвать могла, чтобы съесть!.. Вот тогда б я ему отомстила

Этим за сына! Ведь сын наш погиб не бесчестно, не трусом;

215     Он за троянцев погиб и за жён полногрудых троянских!

Бился героем, в бою он не думал о страхе и бегстве!»

 

Снова в ответ ей сказал бедный старец, Приам боговидный:

«О, не противься! Меня не удерживай! В собственном доме

Птицей зловещей не будь! И о том не проси меня даже.

220     Если бы дело внушал мне такое какой-либо смертный –

Жертвогадатель какой, прорицатель ли, жрец ли троянский, –

Ложью б мы это сочли, и с презрением, верно б, отвергли.

Нынче же, слышал я сам, и сам видел богиню так близко!..

Нет, те слова мне даны не напрасно. И если судьба мне

225     Гибель принять у судов аргивян меднобронных, – так что же?

Сам я хочу! И пускай буду тут же убит я Ахиллом,

Только б мне сына обнять, и рыданием сердце насытить!»

 

Так он сказал и поднял сундуков своих дивные крышки;

Дюжину вынул из них он прекраснейших ценных материй,

230     Дюжину тёплых плащей, столько ж взял он ковров драгоценных,

Столько же белых одежд, столько ж тонких и лёгких хитонов;

Золото выставил он, ровно десять талантов отвесив;

Пару треножников взял светозарных; четыре сосуда;

Кубок достал дорогой: он ему, как послу, от фракийцев

235     Был поднесён уж давно, – дар великий! Но дар этот тоже

Старец уж больше хранить не хотел во дворце: всей душой он

Выкупить сына желал дорогого… К крыльцу шли трояне,

Чтоб посочувствовать, но царь их гнал, понося и ругая:

«Прочь, негодяи! Все вон! Разве дома вам мало печалей,

240     Мало вам слёз, что ещё и меня вы приходите мучить?

Или, по-вашему, мне Зевс Кронид ниспослал мало скорби,

Лучшего сына убив?! Скоро этой потери вы цену

Сами узнаете все! Как не стало его, – будет легче

Всех вас теперь убивать пышномедным ахейцам!.. О, боги!

245     Боги!!! Я прежде хочу умереть и спуститься к Аиду,

Чтобы не видеть пожар, разорение Трои священной!»

 

Тут стал он скипетром гнать их сурово. От грозного старца

Все разбежались. А он закричал, сыновей порицая;

На Агафона кричал, на Гелена, ещё на Париса,

250     На Деифоба, ещё на Паммона и Гиппофооя,

На Антифона, ещё на Полита и на Агаона.

Так девяти сыновьям старец в гневе кричал, побледневший:

«Дети негодные! Ну! Шевелитесь, бесстыдники! Лучше б

Перед судами врагов вместо Гектора всем вам погибнуть!

255     О, я несчастный отец! Из сынов моих храбрых и сильных,

Что в дивной Трое на свет породил, – никого не осталось!

Местора нет, словно бог был он. Нет конеборца Троила.

Нет, Гектор мой, и тебя, – между смертными бога живого!

Сыном бессмертных богов ты казался, – не смертного мужа!

260     Всех вас Apec погубил, а трусливые эти – остались!

Эти лгуны, плясуны, знаменитые лишь в хороводах!

Вы, – расхитители коз и ягнят своего же народа! –

Долго ли будете вы снаряжать мне повозку?! И в короб

Скоро ль положите всё, чтобы мог я немедленно ехать?!»

 

265     Так он сказал. И сыны, испугавшись отцовского гнева,

Бросились, вмиг прикатив легкокатную мулам повозку,

Новую, дивную. К ней привязали и короб глубокий.

Сняли для мулов с гвоздя и ярмо из блестящего бука,

С выступом в центре, с концов – по крюку, чтобы вожжи держали.

270     Вместе с ярмом и ремень девятилоктевой захватили.

К гладкому дышлу ярмо приспособили ловко, умело.

В самом конце уж на крюк поперечный кольцо наложили;

Трижды за выступ ярма обмотали ремень; в завершенье

Рядом, на дышле, его намотали, конец подогнули.

275     После уж из кладовой гладкостенной снесли на повозку

Выкуп за Гектора; там уложили бесценные вещи.

Мулов в повозку впрягли крепконогих и твёрдокопытных,

Тех, что даны были в дар от мизийцев владыке Приаму.

А для Приама коней подвели под ярмо: для себя их

280     Тщательно выкормил царь в сытных яслях, обтёсанных дивно.

Их в колесницу впрягли. Перед домом высоким стояли

Царь и глашатай, в уме строя мудрые думы и планы.

 

Тут к ним Гекуба в тоске подошла, с опечаленным сердцем;

Кубок несла золотой она в правой руке с веселящим

285     Сладким вином, чтоб супруг, в путь пошёл, совершив возлиянье.

Возле коней тихо встав, так она обратилась к Приаму:

«Зевсу возлей, мой супруг, и молись, чтобы дал всемогущий

В дом возвратиться тебе от врагов, раз уж смелое сердце

Так устремляет тебя, против воли моей, к кораблям их.

290     Перед уходом, Приам, помолись чернотучному Зевсу,

С Иды который гладит на обширную нашу Троаду.

Вестником пусть он пошлёт быстрокрылую мощную птицу,

Ту, что сильнее других, и ему самому всех милее.

Пусть она справа от нас пролетит, и, увидев её, ты

295     С верой отправишься в путь, к кораблям быстроконных данайцев.

Если ж тебе не пошлёт птицы-вестника бог громовержец,

Буду тебя убеждать, мой супруг, и советом и просьбой

В стан аргивян не ходить, как ни сильно туда ты стремишься».

 

Богоподобный Приам так супруге сказал, отвечая:

300     «Этот наказ твой, жена, если хочешь, исполню послушно.

Руки полезно воздеть к богу Зевсу, чтоб нас пожалел он».

 

Так старец ей отвечал. Тут он ключнице дал приказанье

Чистой водою омыть ему руки. Прислужница быстро

С полным кувшином воды подошла к царю, с тазом блестящим.

305     Руки омыв, царь Приам принял кубок с вином от супруги,

Встал посредине двора и молился, вино возливая,

К небу глаза возводя; затем, голос возвысив, воскликнул:

«О, Зевс отец, ты царишь с вечной Иды! Славнейший, сильнейший!

Дай мне, к Ахиллу придя, возбудить в нём любезность и жалость!

310     Вестником ты мне пошли быстрокрылую мощную птицу,

Ту, что сильнее других, и тебе самому всех милее!

Пусть она справа от нас пролетит, и, увидев её, я

С верой отправлюсь в свой путь, к кораблям быстроконных данайцев».

 

Так восклицал он, молясь, – и услышал его промыслитель.

315     Быстро орла ниспослал, среди вещих вернейшую птицу;

Чёрным охотником он метко прозван за тёмные крылья.

Словно двустворная дверь преогромная в зале высоком

В доме стоит богача, плотно замкнута крепким запором, —

Так же и крылья орла распростёрлись, когда он явился

320     Справа над Троей, паря в ясном небе. Его лишь увидев,

В сердце у каждого тут расцвели и надежда, и радость.

 

С живостью старец взошёл в колесницу; погнал он повозку

В путь: от крыльца, из ворот, галереей открытой и гулкой.

Мулы пошли впереди под повозкой четырёхколесной.

325     Ими Идей управлял, мудрый вестник. А следом шли кони.

Их, подгоняя бичом, торопил царь Приам престарелый;

Гнал вниз из города. Все следом близкие шли, провожая,

Плача, печалясь о нём, словно ехал на верную смерть он.

И как спустились они, как из города вышли к равнине, –

330     Все, провожавшие их, в Илион возвратились печально,

Жёны их, дети, родня. Сами ж старцы не скрылись от Зевса:

В поле увидел он их и почувствовал жалость к Приаму.

Тотчас к Гермесу тогда, к сыну милому, он обратился:

«Сын мой, Гермес! Знаю, ты больше прочих богов это любишь –

335     В дружбу со смертным вступать, помогать тем, кому пожелаешь.

Ну, так Приама тогда к кораблям быстролётным ахеян

Так проводи, чтоб никто не узнал его и не заметил

Между данайских дружин; и пока не придёт он к Пелиду».

 

Так он сказал. Был ему вестник аргоубийца послушен:

340     Тотчас к ногам привязал он прекрасную пару сандалий,

Вечных, из золота, тех, что над морем носили Гермеса

И беспредельной землёй с быстротою дыхания ветра.

Взял и волшебный свой жезл, им он мог по желанью у смертных

Веки сном крепко смыкать, или спящим глаза открывал он.

345     Взяв этот жезл, полетел быстро аргоубийца могучий.

Вскоре он Трои достиг, прилетев к берегам Геллеспонта.

Полем пошёл; принял вид благородного юноши с нежным

Первым пушком на щеках, – самый славный у юности возраст!

 

Ила могильный курган преогромный проехали старцы.

350     Мулов и резвых коней удержали здесь, чтоб напоить их

В светлой реке. А к земле уже сумрак спускался вечерний.

Тут-то глашатай как раз и заметил Гермеса, уж рядом,

Близко увидев его, и сказал он Приаму владыке:

«О, Дарданид, посмотри! Осторожности требует дело:

355     Мужа я вижу; и мне мнится, будто убить нас он хочет!

Надо бежать: на конях мы ускачем ещё! Или, может,

В ноги ему упадём, станем слёзно молить о пощаде?»

 

Так он сказал и смутил сердце старца Приама; тот в страхе

Чувствует: дыбом встают его волосы; в сгорбленном теле

360     Всё цепенеет. Но вот сам Гермес благодетельный старца

Ласково за руку взял, подойдя, и спросил у Приама:

«Гонишь куда ты, отец, этих мулов, коней и повозку

В час амброзийный, ночной, когда смертные все спят спокойно?

И не боишься ты здесь злобой дышащих гордых данаев,

365     Тех, что так близко стоят и горят к вам враждой ненасытной?

Если увидят тебя, как во мраке ночном скоротечном

Столько сокровищ везёшь, – тут уж всякое может случиться.

Сам ты не молод, и твой спутник, вижу я, – старец такой же.

Как защитишь ты себя от того, кто захочет обидеть?

370     Зла я тебе не хочу причинить и готов дать защиту

От нападений любых: ты отца моего мне напомнил!»

 

Тут ему так отвечал мудрый старец, Приам боговидный:

«Это ты верно сказал, милый юноша, и справедливо.

Всё же хранит и меня под рукой своей бог всемогущий,

375     Если мне ночью в пути дал такого попутчика встретить:

Доброй примету сочту. Ты прекрасен фигурой и видом,

Редким умом одарён: знать, счастливых родителей сын ты!»

 

Тут ему вновь говорил бог-посланник и аргоубийца:

«Истинно всё ты сказал и разумно, почтеннейший старец!

380     Только скажи мне ещё, да всю правду скажи, без утайки:

Столько сокровищ, богатств драгоценных, куда ты вывозишь?

В страны иные, чтоб там хоть они у тебя уцелели?

Или вы в страхе святой Илион все готовы покинуть?

Лучший защитник погиб! Пал героем твой сын знаменитый!

385     Был и в смертельных боях он не хуже героев ахейских!»

 

Тут ему так отвечал мудрый старец, Приам боговидный:

«Кто ты таков? От кого происходишь ты, юноша добрый?

Так мне красиво сказал ты о смерти несчастного сына».

 

Тут ему вновь говорил бог-посланник и аргоубийца:

390     «Старец, меня расспросить хочешь больше о Гекторе славном?

Да, очень часто его я в боях, что мужей прославляют,

Видел; и даже в тот день, как, к судам отразив, побеждал он

И избивал аргивян, истребляя их острою медью.

Гектору, стоя вдали, удивлялись мы: с вами сражаться

395     Нам Ахиллес запрещал, на царя Агамемнона гневный.

Я Ахиллеса боец, на одном корабле с ним приплывший.

Я мирмидонец. Отец храбрый мой – знаменитый Поликтор;

Очень богат он, но стар, как и ты, так же сед совершенно.

В доме Поликтора шесть сыновей, а седьмой пред тобою.

400     Жребий средь братьев упал на меня, чтоб идти с Ахиллесом.

Поле теперь осмотреть я пришёл от судов, так как утром

С боем на город пойдут быстроглазые мужи ахейцы.

Все негодуют они, что затянута праздность, и рвутся

Пламенно в бой, и цари удержать уж ахеян не в силах».

 

405     Тут ему так отвечал мудрый старец Приам боговидный:

«Ежели подлинно ты Ахиллеса Пелида соратник,

То не скрывай от меня, умоляю, скажи мне всю правду:

Сын мой ещё у судов мирмидонских, или уже бросил

Тело его, расчленив, алчным псам Ахиллес быстроногий?»

 

410     Тут ему вновь говорил бог-посланник и аргоубийца:

«Старец, ни алчные псы и ни птицы его не касались;

Так он с тех пор и лежит возле быстрых судов Ахиллеса,

Перед шатром, невредим. Уж двенадцатый день освещает

Мёртвое тело, но нет даже тления, и не тревожат

415     Быстрые черви его, те, что павших в бою пожирают.

Правда, его каждый день, лишь заря лучезарная выйдет,

Злобно волочит Пелид вкруг могилы любимого друга;

Но невредим он лежит. Изумишься ты сам, как увидишь:

Свеж он, как будто росой он омыт, и от крови нет следа;

420     Грязи не видно на нём; даже раны закрылись на теле

Все, сколько было: а медь ему многие в тело вонзали.

Так-то о сыне твоём позаботились вечные боги,

Даже о мёртвом: они, если любят, так любят и в смерти».

 

Так он сказал. Старец тут, переполненный радостью, крикнул:

425     «Сын мой! Полезно богам приносить надлежащие жертвы!

О, если б жив был мой сын! Он всегда в благоденственном доме

Помнил бессмертных богов, на великом Олимпе живущих!

Боги за это его не забыли и после кончины.

Вот что, прими ты как дар этот кубок прекрасной работы

430     И, охраняя меня, проводи, под защитой бессмертных,

В стан мирмидонский, пока не приду я к шатру Ахиллеса».

 

Тут ему вновь говорил бог-посланник и аргоубийца:

«Старец, ты юность мою искушаешь! Но я не поддамся.

Хочешь, чтоб дар этот твой, я без ведома взял Ахиллеса?

435     Я больше смерти боюсь и стыжусь обмануть его, чтобы

После меня самого не постигло бы злое несчастье.

Проводником же тебе хоть до славного Аргоса буду;

На корабле и пешком рад тебя проводить со стараньем.

И с провожатым таким ты не бойся в пути нападений».

 

440     Так благодетель сказал и вскочил в колесницу с конями;

Быстро и вожжи, и бич захватил он в могучие руки;

Мулам вдохнул и коням необычную резвость и силу.

Скоро ко рву принеслись и к высокой стене корабельной,

Где незадолго до них дружно ужинали стражи войска.

445     Стражу всю в сон погрузил бог-посланник и аргоубийца;

Башни ворота затем растворил, отодвинул засовы;

Ввез он Приама вовнутрь, а за ним и повозку с дарами.

 

Вот уж достигли они ахиллесовой ставки высокой.

Штаб мирмидонцы царю возвели в ставке крепкий, надёжный,

450     Стены из бревен срубив, из еловых, на крышу покрыли

Нежно-пушистый тростник, что на влажном лугу нарубили.

Двор вокруг штаба большой и шатры возвели; после плотно

Всё частоколом вокруг оградив. Запирались ворота

Брусом еловым большим; и засов этот трое ахейцев

455     И выдвигали с трудом, и с трудом задвигали в ворота.

Но без труда Ахиллес и один мог засов этот двигать.

Тут благодетель Гермес отворил перед старцем ворота;

Славные ввёз он дары для Пелида царя; с колесницы

Спрыгнул на землю, и так говорил он затем Дарданиду:

460     «Старец, послушай, я – бог, я к тебе от бессмертных явился.

Знай, я – Гермес. Мой отец мне велел провести тебя тихо.

Вот, я всё сделал, теперь я обратно спешу. К Ахиллесу

Я не пойду. На глаза я ему не явлюсь: не достойно

Богу без всякой нужды зримо чествовать смертного мужа.

465     Ты же иди и, войдя, обними Ахиллесу колени;

И ради старца отца, ради матери многопочтенной,

Именем сына моли, чтобы тронуть в нём гордую душу».

 

Так он сказал и затем на Олимп величавый вознёсся.

Старец Приам в тот же миг соскочил с колесницы на землю.

470     Ждать он Идею велел здесь, на месте; и сдерживать резвых

Мулов с конями. А сам поспешил он в жилище Пелида.

Там и увидел Приам Ахиллеса, любимого Зевсом.

Недалеко от него два товарища также сидели:

Отрасль Ареса Алким и смиритель коней Автомедон.

475     Оба служили ему, суетясь: он недавно окончил,

Ужин; поел и попил; пред ним стол ещё был не убран.

В комнату старец Приам незаметно вошёл и, приблизясь,

В ноги Пелиду упал; обнимает колени, целует

Страшные руки его, Приамидов так много сгубивших!

480     Так, если мужа убьёт муж другой и, убийством покрытый,

Он из отчизны бежит и к другому народу приходит,

К мужу богатому в дом, — на него с изумленьем все смотрят.

Так изумился Пелид, боговидного старца увидев;

Так изумились и все, друг на друга лишь молча смотрели.

485     Царь же Приам умолял Ахиллеса, и так говорил он:

«Вспомни отца своего, Ахиллес, о, подобный бессмертным!

Так же, как я, он стоит на пороге уж старости скорбной!

Может быть, в этот же час и его, окружают соседи:

Войском теснят, и спасти старца некому в этом несчастье.

490     Всё-таки, зная ещё, что ты жив, скорбной вести не слыша,

Сердце своё он тобой веселит и надежду лелеет

Сына увидеть, когда тот вернётся домой из-под Трои.

Я же несчастнее всех: я сынов воспитал браноносных

В Трое святой, но в живых никого мне из них не осталось!

495     Было сынов у меня пятьдесят, до прихода ахейцев.

И девятнадцать из них – от одной материнской утробы.

Жёны другие мои остальных мне родили в покоях.

Многим из них уж сломил злой Арес в страшных битвах колени.

Сын оставался один, защищал он и город, и граждан.

500     Ты же убил и его. Он погиб, защищая отчизну!

Гектор! О, сын мой! За ним я пришёл к кораблям мирмидонским.

Выкуп за тело его я принёс, драгоценнейший выкуп.

Храбрый Пелид! Прояви жалось к старцу, к богам – уваженье!

Вспомнив Пелея отца! О, я жалости больше достоин!

505     То испытал я, чего ни один не испытывал смертный:

Руки целую теперь у убийцы детей моих милых!»

 

Так говоря, возбудил об отце он печаль в нём и слёзы.

За руку старца Пелид взял и молча слегка отодвинул.

Плакали оба они. Царь Приам горько плакал о сыне,

510     Гектора он вспоминал, у Пелидовых ног распростёршись.

Плакал и царь Ахиллес, то отца вспоминал он, то друга.

Горестный стон двух царей гулким эхом носился по дому.

Но когда плачем Пелид благородный насытился вдоволь, –

Плакать желанье уже отступило от гордого сердца, –

515     С кресла поднялся он сам, и поднял нежно за руку старца,

Тронутый белой его головой, бородой его белой.

Стал он ему говорить, устремляя крылатые речи:

«О, злополучный! Своим сердцем много ты горя изведал!

Как ты решился, один, к кораблям мирмидонским явиться,

520     Перед глазами предстать человека, убившего столько

Храбрых твоих сыновей? Старец, сердце твоё из железа!

Но успокойся, садись в это кресло. И, как нам ни грустно,

Горе заставим молчать. Мы в сердцах своих горести скроем!

Слёзы и плач никогда человеку в беде не помогут.

525     Вечные боги судьбу дали смертным несчастным такую:

В горестях жить на земле. Сами ж боги всегда беспечальны.

Зевс на пороге хранит две великие амфоры, в каждой

Много даров, но в одной – дары счастья, в другой – лишь несчастья.

Смертный, которому Зевс посылает дары вперемежку,

530     В жизни своей чередой тот находит и радость, и горе.

Тот же, кому он пошлёт лишь несчастье, – тот терпит лишь горе:

С грустью на сердце нужда по земле его гонит жестоко;

Бродит несчастный один, презираем людьми и богами.

Так и с Пелеем: его боги все осыпали дарами

535     С юности светлыми; он был обласкан всех больше из смертных

Счастьем, богатством, и сам был могучим царём мирмидонским.

Смертный, в супруги себе получил от богов он богиню.

Но за все блага ему под конец бог дал горькое горе:

Нет во дворце у него больше сына, наследника царства.

540     Сын у него лишь один, кратковечный, и тот в век свой малый –

Здесь, от отчизны вдали, – не покоит отцовскую старость:

Здесь я, в Троаде сижу, всем твоим и тебе на погибель!

Также и ты, слышал я, старец, здесь благоденствовал прежде.

Сколько народов цвело и на Лесбосе, царстве Макара,

545     И на Фригийской земле плодоносной, и у Геллеспонта

В землях бескрайних? И ты был всех выше богатством, сынами.

Всё же беду и тебе ниспослали небесные боги:

Сколько бушует война вокруг Трои, резня и убийство!

Будь же и ты терпелив, не крушись беспрерывной печалью:

550     Пользы не много тебе от печали по сыну, и этим

Ты не поднимешь его; только новое горе найдёшь ты!»

 

Тут ему так отвечал мудрый старец Приам боговидный:

«Зевса питомец! Никак в кресло сесть не могу я, покуда

Здесь за шатрами лежит, погребенью не преданный Гектор!

555     Дай мне увидеть его поскорее! Прими же мой выкуп.

Много богатств мы тебе принесли, насладись лучше ими,

И, в край родной возвратясь, будь там счастлив за то, что позволил

Мне, старцу, жить на земле, снова видеть сияние солнца!»

 

Грозно взглянув на него, говорил Ахиллес быстроногий:

560     «Старец, меня не гневи! Понимаю и сам я, что должен

Сына тебе возвратить: весть о том принесла мне от Зевса

Сереброногая мать моя милая, нимфа Фетида.

Думаю, что и тебе, – как бы это, Приам, ни скрывал ты, –

Кто-то помог из богов к кораблям мирмидонским пробраться.

565     Знаю, из смертных никто б не посмел, даже юноша пылкий,

В лагерь ахейский войти: он не скрылся б от бдительной стражи,

Да и засов бы легко на воротах моих он не сдвинул.

Так что молчи, не волнуй мне печальное сердце сильнее;

Или страшись, что тебе, несмотря, что пришёл как проситель,

570     В просьбе твоей откажу, волю Зевса нарушив во гневе».

 

Так он сказал. И Приам, испугавшись, покорно умолкнул.

Тут Ахиллес, словно лев, вон из комнаты бросился в двери.

Вслед за царём в тот же миг устремились и два верных друга:

Отрасль Ареса Алким и герой Автомедон, которых

575     Больше других Ахиллес приближал, после смерти Патрокла.

Мулов и резвых коней из ярма распрягли они быстро,

Вестника старца ввели в штаб Ахилла, к Приаму, и тут же,

В кресло его усадив, поспешили с красивого воза

Выкуп за Гектора весь многоценный забрать, лишь оставив

580     Два теплотканных плаща и хитон тонкотканный, красивый,

Чтобы одетым отец тело сына увёз от Пелида.

Также рабыням, велел Ахиллес и омыть, и елеем

Тело покрыть, но тайком, чтобы сына Приам не увидел.

Он опасался, чтоб вдруг не разгневался старец, увидев

585     Сына истерзанным, и чтобы сам он не вспыхнул бы гневом,

Старцу в ответ и его не убил, слово Зевса нарушив.

Тело омыли, затем умаслили елеем душистым,

В новый одели хитон, и покрыли плащом дивнотканным.

Сам Ахиллес положил тело на погребальное ложе;

590     Вместе с друзьями потом на повозку он ложе поставил.

Тут Ахиллес зарыдал, снова вспомнив любезного друга:

«Храбрый Патрокл! Если ты меня слышишь во мрачном Аиде,

Не обижайся, что я знаменитого Гектора тело

Выдал Приаму, отцу. Не презренный мне выкуп привёз он!

595     В жертву тебе из него принесу я достойную долю».

 

После уж в комнату вновь возвратился Пелид благородный;

В кресло изящное сел, в то, в котором сидел перед этим,

Против Приама, с другой стороны, у стены, и сказал он:

«Сын твой тебе возвращён, как просил ты, божественный старец.

600     Убран на ложе лежит. Ты со светом зари лучезарной

Сына увидишь, тогда увезёшь. А теперь будет ужин.

Пищи забыть не смогла в своём горе сама мать Ниоба,

Разом двенадцать детей потерявшая в собственном доме:

Шесть сыновей, также шесть дочерей своих юных, цветущих.

605     Стрелами юношей всех перебил Аполлон сребролукий,

Стрелами девушек всех – Артемида; гневясь на Ниобу,

Так как дерзнула она с краснощёкою Летой равняться,

Хвастать, что Лета двоих родила лишь, а та, – много больше!

Так дети Леты вдвоём всех убили у матери гордой.

610     Трупы лежали в крови девять дней и ночей; хоронить их

Некому было: Кронид всех людей превратил в мёртвый камень.

Их на десятый лишь день погребли милосердые боги.

Но, утомившись от слёз, и о пище мать вспомнила всё же.

Нынче она среди скал, на пустынных горах Сипилийских,

615     Где, как слыхал я, покой ночью нимфы находят в пещерах,

Те, что так часто у вод Ахелоевых танцы заводят, —

Там и Ниоба, средь скал, превращённая в камень, всё плачет.

Так же о пище и мы будем думать, божественный старец.

Времени хватит тебе, чтоб оплакать любимого сына,

620     В Трою когда привезёшь. Там над ним ты наплачешься вдоволь».

 

Тут быстро встал, Ахиллес, белорунного взял он барана

И заколол. А друзья, сняли шкуру, разделали ловко,

Мелко разрезав; затем протыкают куски вертелами,

Жарят потом на огне и готовые части снимают.

625     Хлеб Автомедон принёс, между тем, и на стол его ставит

В пышных корзинах. А сам Ахиллес поделил щедро мясо.

Все тут же руки свои потянули к предложенным яствам.

После того как едой и питьём все насытили души,

Долго Приам Дарданид удивлялся царю Ахиллесу:

630     Росту, величию и красоте; словно бога он видит.

Так же и царь Ахиллес Дарданиду Приаму дивился,

Глядя на образ его препочтенный, и слушая старца.

После того, как они насладились величьем друг друга,

Первым решил говорить мудрый старец Приам боговидный:

635     «Зевса питомец! Теперь дай ты мне и поспать хоть немного.

Сном животворным позволь насладиться на ложе спокойном.

Так как ещё и на миг не смыкал я усталые веки

С тех самых пор, как мой сын встретил смерть под рукой твоей сильной.

Я с того дня лишь стонал и скорбел, убивался от горя,

640     Дома на скотном дворе я в грязи и навозе валялся.

Только сейчас я поел и пурпурным вином искромётным

Горло своё промочил. До сего дня не ел ничего я».

 

Тут Ахиллес приказал и друзьям, и рабыням немедля

Старцам постели стелить на веранде открытой; цветные

645     Им и пурпурные стлать покрывала, ковры дорогие,

И шерстяные подать одеяла, чтобы старцам укрыться.

С факелом ярким в руках поспешили рабыни из дома,

Быстро постлали они две постели в указанном месте.

Тут, усмехнувшись, сказал Ахиллес быстроногий Приаму:

650     «Лучше снаружи ты спи, милый старец, чтоб кто из ахейцев

Вдруг не явился ко мне, из советных. Они ведь не редко

Ходят вопросы решать, совещаться. Таков уж порядок!

Если тебя кто-нибудь у меня здесь увидит средь ночи,

Тут же, пожалуй, царю Агамемнону скажет об этом.

655     Может случиться тогда и задержка по выкупу тела.

Слово ещё, Дарданид! Объясни мне, скажи откровенно:

Сколько желаешь ты дней хоронить знаменитого сына?

Столько я дней удержусь от боёв, удержу и дружины».

 

Тут ему так отвечал мудрый старец Приам боговидный:

660     «Если позволишь ты мне совершить погребение сына —

Этим ты мне, Ахиллес, величайшую милость окажешь.

Заперты в городе мы, как ты знаешь, а лес издалёка

С гор добывать мы должны; но трояне все страхом объяты.

Я бы хотел девять дней в своём доме оплакивать сына;

665     А на десятый предать погребению, тризну устроить;

А на одиннадцатый мы воздвигнем курган над могилой;

А на двенадцатый день станем биться опять, если нужно».

 

Тут ему так отвечал быстроногий Ахилл несравненный:

«Будет исполнено всё, что ты просишь, Приам благородный.

670     Я прекращаю войну на то время, что сам ты назначил».

 

Так он, заверив, сказал; за запястье взяв руку Приама,

Ласково сжал, чтобы тот совершенно не чувствовал страха.

Так они спать разошлись. На веранде у штаба лежали

Вестник и царь, и в умах у них мудрые мысли витали.

675     А Ахиллес – в свой шатёр удалился, на мягкое ложе,

И Брисеида при нём, молодая румяная дева.

 

Боги бессмертные спят. Спят и коннодоспешные мужи

Целую ночь напролёт, усмирённые сном благодатным.

Только Гермеса никак лёгкий сон не осиливал сладкий.

680     Думы вращал он в уме: как обратно владыку Приама

Вывести у кораблей незаметно от стражи священной.

Встав над его головой, так сказал Эриуний Приаму:

«Старец, ты всё ещё спишь беззаботно, не видишь опасность!

В лагере спишь у врагов, доверяясь Пелееву сыну!

685     Много отдал ты даров, чтобы выкупить мёртвого сына;

Но за живого тебя троекратную цену заплатят

Дети другие твои, что остались, когда б Агамемнон

Выведал вдруг, что ты здесь, и когда все ахейцы узнают».

 

Так он сказал. И Приам ужаснулся, и вестника поднял.

690     Тут же Гермес им запряг и коней быстроногих, и мулов;

Сам через лагерь погнал быстро их, и никто не увидел.

Но лишь достигли они брода шумной реки светловодной,

Ксанфа пучинного, что был рождён от бессмертного Зевса,

Тут их покинул Гермес, на далёкий Олимп удалившись.

 

695     В розовом платье Заря распростёрлась над всею землею.

К городу гнали коней со стенаньем и плачем два старца.

Мулы везли мертвеца. Но никто из людей их не видел,

Ни из мужей, ни из жён благородных, красиво одетых;

Только Кассандра одна, что красой Афродите подобна.

700     Рано взойдя на Пергам, вдалеке увидала, что едет

Милый отец, ну а с ним громогласный глашатай троянский;

Следом увидела вдруг тело мёртвого брата в повозке;

Горестный плач подняла, воплем весь Илион разбудила:

«О, дети Трои! Скорей! Посмотрите на Гектора! Люди!

705     С радостью раньше его после битв вы живого встречали!

Радостью светлой он был всем троянцам и Трое великой!»

 

Так призывала она. И печаль весь народ поразила.

И не осталось в домах никого во всей Трое широкой:

Возле ворот городских окружили толпой тело, старцев;

710     Ближе всех нежная мать с молодою супругой-вдовою.

Волосы рвали себе, и бросались на Гектора тело,

И обнимали, вопя исступлённо. Кругом все рыдали.

Так бы они целый день до заката блестящего солнца,

Перед воротами все возле Гектора плакали горько,

715     Если бы старец Приам не воззвал с колесницы к народу:

«Дайте дорогу, друзья, чтобы мулам проехать! А после,

Как сына в дом привезу, насыщайтесь вы плачем и горем!»

 

Так он сказал. И толпа расступилась, открыла дорогу.

Вскоре к Приама дворцу знаменитому прибыли; тело

720     В ложе резное затем положили; вокруг разместили

Плакальщиков и певцов, что рыдали, и голосом грусти

Пели печально; скорбя, жёны вторили им со стенаньем.

Первая плач подняла Андромаха, со стоном к супругу

Руки простёрла она, обняла его голову, плача:

725     «Рано погиб ты, супруг мой цветущий! И рано вдовою

В доме оставил меня! А наш сын, бессловесный младенец,

Так ещё мал! И зачем жизнь ему мы, злосчастному, дали!

Юность к нему не придёт! Прежде рухнет священная Троя!

Будет разрушена в прах! Так как нет тебя, Трои хранитель!

730     Город бы ты защитил, защитил бы ты жён, и младенцев!

Скоро в неволю их всех в кораблях быстролётных отправят;

С ними отправят меня… И тебя, о дитя, неизбежно

Вместе отправят со мной. Там в позорных и тяжких работах,

Будешь с тоской ты служить властелину суровому; или,

735     Вырвав из рук у меня, сбросит с башни тебя злой данаец,

В гневе за то, что отца, или сына его, или брата

Гектор в бою умертвил. О, как много могучих данайцев,

Гектор своею рукой землю грызть перед смертью заставил!

Грозен великий отец твой бывал на погибельных сечах.

740     Вот почему так о нём и скорбит весь народ гордой Трои.

Гектор, великую скорбь ты оставил родителям бедным!

Мне же оставил стократ жесточайшие скорби и беды!

Ты не подал мне руки, умирая, со смертного ложа;

Слова ты мне не сказал перед смертью, его бы я вечно

745     Помнила, ночи и дни о тебе обливаясь слезами!»

 

Так восклицала она, и рыдала; и с ней – все троянки.

Тут громкий плач подняла мать Гекуба о сыне убитом:

«Гектор! О, милый мой сын! Больше всех сыновей ты мне дорог!

Ты и при жизни, мой сын, был любезен богам всемогущим;

750     И после смерти твоей о тебе позаботились боги!

Многих сынов у меня Ахиллес быстроногий похитил,

Многих он в рабство послал за моря полноводные, продал

В Самос далёкий, и в Имбр, и в туманный, без пристаней Лемнос.

Но, одолевший тебя, и исторгнувший душу оружьем,

755     Как ни старался влачить он тебя вкруг могилы Патрокла,

Коего ты умертвил, — не поднял он любезного друга!

Всё же, мой сын, во дворце ты лежишь как омытый росою,

Свежий; как смертный, кого Феб серебрянолукий сражает

Лёгкой своею стрелой, налетевший внезапно, как ветер».

 

760     Так восклицала она, и рыдала; и все зарыдали.

Тут горький плач подняла и Елена Аргивская следом:

«Гектор! Из деверей всех наиболее мною любимый,

С тех самых пор, как мне стал Александр боговидный супругом,

В Трою привезший меня! Почему не погибла я прежде?!

765     Нынче двадцатый уж год для меня с той поры протекает

Как прибыла я сюда и покинула край свой родимый;

Но от тебя никогда я не слышала слов мне обидных.

Даже, когда во дворце укорял меня кто из домашних,

Деверь ли гордый, или молодая золовка, невестка,

770     Или свекровь (свёкор лишь, как отец, всегда ласков, приветлив),

Ты их советом своим вразумлял, делал мягче, добрее

Кроткой своею душой и своим убеждением кротким.

Вот почему я скорблю о тебе и себе, горемычной!

Нету теперь никого у меня в Илионе широком

775     Кто бы меня пожалел так, как ты. Всем я лишь ненавистна!»

 

Так восклицала она, и рыдала с ней вместе вся Троя.

Старец Приам, наконец, слово взял, обратившись к народу:

«Нужно, трояне, теперь в город лес привезти. Вы не бойтесь

Тайных аргивских засад на пути: Ахиллес благородный

780     Сам обещал мне, когда отпускал от судов чернобоких,

Нас не тревожить, пока день двенадцатый не воссияет».

 

Так он сказал. И волов подъярёмных и мулов в повозки

Быстро они запрягли, перед городом вместе собрались.

Девять без отдыха дней к Трое множество леса свозили.

785     И лишь с десятой зарёй, свет несущей, едва воссиявшей,

Вынесли, плача навзрыд, тело Гектора, храброго в битвах;

На погребальный костёр вознесли, и огонь запалили.

 

Рано рождённая, вновь свет зажгла розоперстая Эос.

Люди со скорбью в сердцах окружили костёр погребальный

790     Славного Гектора, и, лишь собрались все (толпы и толпы),

Сруб загасили они, всё багряным вином поливая,

Там, где огонь сохранял ещё силы. Потом уж из пепла

Белые кости, скорбя, собирали друзья его, братья,

Горько рыдая о нём, не скрывая обильные слёзы.

795     Так все останки собрав в золотую посмертную урну,

Тонким окутали их покрывалом пурпурным, блестящим.

Урну в могилу затем опустили глубокую. Сверху

Плотно огромных камней наложили, красиво устлав их.

После огромный курган возвели. Рядом стражи сидели

800     И наблюдали, чтоб вдруг не напали ахейцы до срока.

А возведя тот курган, снова в город вернулись трояне.

И напоследок для всех пир блистательный был, все собрались

В доме Приама царя, многославного Зевса питомца.

 

Так погребали они конеборного Гектора тело.